Не доходя несколько шагов до «Мерседеса», Бадаев остановился.
— Да, чуть не забыл… Говорят, помощник Качина уже успел язык развязать. Песни поет не хуже курского соловья. Своего человека, работавшего с ним в контакте, из города убери. Заодно предупреди об опасности того мужика с Огарева, фамилию которого ты держишь в секрете. Да и сам поберегись, Вадим. Гэбисты при первом же удобном случае мигом тебе «путевку» в Лефортово оформят, можешь в этом не сомневаться.
Глава 34
Брэдли в половине восьмого утра позвонил на работу Сюзэн. Предупредил, что до обеда его в бюро не будет, затем проинструктировал миссис Данлоп, как ей следует отвечать на адресованные ему телефонные звонки. В довершение он попросил ее отменить от его имени несколько ранее запланированных на среду и четверг встреч.
Спустя час на Кропоткинскую, где Брэдли арендовал для семьи трехкомнатную квартиру, неожиданно заявился Пол Хадсон. Разговор между репортером и его шефом получился какой-то странный, как будто они разговаривали на разных языках.
Первым делом Хадсон проинформировал его о своем вчерашнем телефонном разговоре с вашингтонскими издателями. Как и следовало ожидать, разговор крутился вокруг персоны московского спецкора Майкла Брэдли. А если точнее, то речь шла о «частном расследовании», которое он якобы производил по собственному желанию и усмотрению.
С каждым днем история с «предпринятым Брэдли расследованием» запутывалась все больше. Заокеанское руководство выдало Хадсону четкие инструкции: оставить Брэдли в покое, а еще лучше выписать ему «вольную» вплоть до получения новых инструкций. Подобный карт-бланш от своего начальства получал редкий журналист, но эта новость почему-то пришлась ему не по душе. Если следовать логике, в Вашингтоне сработали какие-то тайные пружины и начальство сдало его со всеми потрохами на откуп церэушникам. Не исключено, что издатели располагают информацией, какая в действительности участь ждет одного из лучших журналистов газеты в Москве — участь жертвенного агнца. Или же подсадной утки, что, в конечном счете, одно и то же.
Шеф отказался от предложенного кофе и, выполнив свой долг, поспешил тут же откланяться. На прощание он сказал примерно следующее: «Майкл, я надеюсь, на этот раз ты точно свернешь себе шею». Судя по его странному поведению и тому взгляду, которым он оделил Брэдли, сам собой напрашивался вывод, что он и впрямь крепко на это надеется. В таком случае он лишится опасного конкурента и сможет спокойно доживать свой журналистский век в уютном кресле шефа московской редакции газеты «Вашингтон пост».
Брэдли пересилил желание спустить Хадсона с лестницы, вместо этого он вежливо с ним попрощался и даже пожелал ему удачного дня. Когда дверь за Хадсоном закрылась, Брэдли не стал больше сдерживать эмоции и выдал серию виртуозных ругательств на всех известных ему языках. Линия поведения, которую избрали для себя газетные боссы, была настолько циничной и так смахивала на заурядное предательство, что это не могло его не покоробить. У них имеются большие связи и практически неограниченные возможности. Они могли бы разом прекратить всю эту возню вокруг их лучшего сотрудника и без труда выдернуть его в Штаты.
— Кретин, — негромко пробормотал репортер. Оценив должным образом собственный интеллект, он заставил себя несколько раз подряд повторить излюбленную фразу, с некоторых пор превратившуюся в его девиз: — Никому не верь… Никому не верь… Никому не верь…
После визита Хадсона на время его оставили в покое. Он прошел на кухню. Рядом с кофеваркой обнаружил записку, оставленную для него Кэт: «Микки, не злоупотребляй крепким кофе!» Примерно с дюжину подобных инструкций он нашел в различных уголках квартиры. Ему стало совестно, что в последнее время он вынужден многое скрывать от жены и даже порой говорить ей неправду.
Брэдли в очередной раз проигнорировал советы своей практичной и здравомыслящей жены. Он заварил себе крепчайший кофе и отправился в гостиную, где его ждал портативный компьютер.
Трудился он до часу дня. К этому времени его уже тошнило от выпитого натощак кофе и бесчисленного количества выкуренных сигарет. Он сделал вторую копию и спрятал обе дискеты в двух предусмотрительно сделанных тайниках. При тщательном обыске дискеты, конечно, обнаружат, но он надеялся, что до завтрашнего вечера никаких обысков в его квартире не запланировано.
Брэдли на скорую руку принял душ, побрился, затем переоделся в светлые брюки и рубашку с короткими рукавами. На сегодняшний день у него было намечено две встречи. Не исключено, что одна из заинтересованных сторон пожелает вдруг внести свои коррективы в его распорядок дня.
Выруливая с Кропоткинской на Садовое кольцо, репортер даже не предполагал, насколько его догадка близка к истине.
Брэдли миновал Крымский мост и какое-то время двигался по Садовому в общем потоке машин. Он уже собирался было свернуть на Пятницкую, где находился офис одного его давнего приятеля, зарабатывавшего себе на жизнь торговлей недвижимостью, когда позади него пристроилась машина ГАИ. Взвыла сиреной, мигнула маячком, затем усиленный громкоговорителем голос громыхнул на всю Зубовскую улицу: «Темно-синий «Опель», госномер такой-то, приказываю остановиться!»
Брэдли, как всякий законопослушный гражданин, тут же подчинился приказу. Перестроился в правый ряд и аккуратно притер машину к бровке. Гаишники припарковались впереди, из машины выбрались двое, одетые в форму с нагрудными бляхами. Брэдли опустил переднее стекло, приготовил права и техпаспорт. Но ничего этого не потребовалось, поскольку дальнейшие события приняли совершенно неожиданный оборот.
Один из сотрудников ГАИ направился к водителю «Опеля», его товарищ тем временем обошел машину с другой стороны.
— В чем дело, офицер? — спросил на русском Брэдли. — Кажется, я не нарушал правил.
Сотрудник ГАИ внимательно осмотрел салон. Убедившись, что, кроме Брэдли, в машине больше никого нет, он негромким голосом распорядился:
— Пересаживайся в кресло пассажира. Быстро!
— Что вы себе позволяете! — против воли вспылил журналист. — Я гражданин США!
— Это ты своему психиатру расскажешь, — лениво процедил гаишник. Мгновение спустя прямо в лицо репортеру ударила тугая струя аэрозоля.
— Дайте ему нашатырь… Готово, он сейчас оклемается.
Брэдли пришел в себя от резкого аммиачного запаха нашатыря. Он не удержался и громко чихнул. Чей-то голос в этот момент насмешливо произнес:
— Будьте здоровы, мистер Брэдли.
Затем тот же голос, но уже с властными нотками, распорядился:
— Поправьте балахон, ему будет трудно дышать. Вот так. Не надо вязать ему руки, оставьте… Ведь вы не самоубийца, господин журналист? Нет? Ну вот и хорошо. А теперь мы можем спокойно поговорить. Итак, встречу, которую мы с вами готовили целых три месяца, можно объявить открытой.
Глава 35
— Какого черта, Рич?! Они похитили меня, понимаете?! Где в это время были ваши хваленые охранники? Вы же клялись и божились, что будете надежно меня прикрывать!
