Дэйв сердито смотрел ему вслед.
— …Kad tau ezhys kelnese ishdygtu! — услышал я, когда уровень шума упал до приемлемого. Это пожелание я уже знал — если один литовец говорит другому «чтоб у тебя ежик в штанах вырос», значит, на то имеются достаточно веские причины.
Майк обиделся, но явно не на слова, а на действие. Он подошел к командиру вплотную и заявил, что не будет более работать с таким самодуром, который по пустякам распускает руки. Заявил по-русски, наверное, потому что решил использовать более грязные определения. Правда, ругался он все равно плохо. «Оу, шит» в его исполнении звучало куда более естественно, чем российские аналоги.
Дэйв не стал продолжать дискуссию. Он смерил бортмеханика уничтожающим взглядом и вернулся в пилотское кресло. При этом проверил, находится ли в пределах досягаемости автомат.
Происходило нечто такое, чего я толком не мог понять. Походило лишь на то, что далеко не все в экипаже (включая и меня, естественно), знают истинные цели и задачи руководства авиакомпании в лице Кежениса. И Дэйв понимал, что ему тоже известно не все, и что Майк знает гораздо больше. В любом случае это было неправильно.
Между тем самолет набрал высоту и полетел в направлении, известном Кеженису и Курту, который очень внимательно изучал карту. Между ним и боссом только что произошел тоже не слишком приятный диалог, который услышал Толя. Мне не нравилось выражение и на его лице, а может быть, мне пора подлатать расшатанные нервы? Или просто брать пример с африканцев — сидят себе на полу отсека словно мышки, даже головорезы притихли — никто не галдит, не скалится.
— Чоппер! — раздался чей-то вопль. Это Майк, стоявший у стенки с сердитым видом, решил выглянуть в блистер. То, что он увидел, его сильно напугало.
Через несколько секунд я понял, что значит «чоппер». Слева по борту и немного ниже примерно в двух километрах от нашего транспорта летел вертолет.
Дэйв выругался. Толя изо всех сил тянул шею, потому что с его места вертолет не был виден. Меня удивила реакция Курта — он злорадно ухмыльнулся. Но через секунду я понял, что это тоже гримаса тревоги.
— Андрей! — позвал меня Кеженис.
— Слушаю вас, — отозвался я.
— Возьми автомат и иди в хвост. Там над грузовой аппарелью в шпангоуте есть небольшой люк, пролезь в него, и если сзади увидишь что-нибудь неладное, открывай фонарь и стреляй в упор.
— Роб, вы сошли с ума! — искренне сказал я. — В нашем контракте нет ни слова о том, что я буду заниматься боевыми действиями…
— Так тогда подохнешь вместе со всеми! — заорал Кеженис. — Выручи самолет! По всей видимости, кроме тебя, из свободных людей никто не умеет обращаться с оружием. А этим… — он мотнул головой в сторону грузового отсека, — я доверять не могу.
Мне не хотелось спорить. Я видел, что босс не вполне отдает себе отчет в своих действиях, и понимал, что лучше будет создать видимость повиновения.
— Ладно, — сказал я, беря автомат. — Но это вам обойдется как минимум в штуку баксов сверх обычной премии.
— Ты ее получишь! — зарычал Кеженис. — Но сначала иди, сделай то, что я тебя прошу!
Я не стал тянуть время. С автоматом наперевес я продрался через толпу рекрутов вдоль всего фюзеляжа (по-моему, даже не все негры обратили на меня внимание) и подобрался к маленькому люку в том месте, где хвост самолета стал совсем узким. Я протиснулся в этот люк, и оказался в помещении, где можно было, с большим трудом, правда, устроиться сидя. При этом здесь было светло как за бортом — выпуклый прозрачный колпак — «фонарь» давал возможность кругового обзора. Не исключено, что на таких самолетах, находящихся в ведении военно-воздушных сил, тут сидит стрелок… Только рядом с ним хороший пулемет, возможно даже спаренный, а не автомат, предназначенный, все-таки для сравнительно ближнего боя на земле.
Устроившись поудобнее на выступе, торчащем из переборки и уперевшись ногами в металл деталей корпуса, я уставился взглядом в ярко-голубое небо Африки, ожидая вероятного появления неопознанных летающих объектов.
Глава девятая
Очередной из необорудованных аэродромов был знаком экипажу значительно лучше тех, на которые мы в этот безумный день уже совершали посадки. Несмотря на явно грунтовую полосу, самолет пробежал по ней куда как глаже, нежели по берегу озера и по старому шоссе близ безлюдного поселка, где мы днем высадили наших пассажиров, нагруженных слоновьими бивнями.
Кроме этих выматывающих душу взлетов и посадок, сегодня нам еще раз довелось приземлиться в аэропорту более-менее приличном, похожем на старую военную базу, где хозяйничали сугубо гражданские и весьма подозрительные африканцы. Там мы заправили самолет, покидали в животы содержимое не менее подозрительных консервных банок и, не задерживаясь там надолго, под вечер прибыли на очередную стоянку.
Курт, ни от кого особо не таясь, вытащил из кармана фляжку и сделал хороший глоток. Кеженис только хрюкнул. Но когда в свою сумку залез Дэйв и после непродолжительных поисков извлек оттуда бутылку виски, Роберт невнятно запротестовал.
— Atsiknisti, mulkis, — потребовал командир. Похоже, он убедился, что ни Роб, ни Майк не понимают многих широко употребительных литовских слов и выражений.
— В любом случае, босс, — спокойно заявил Толя, — после такого путешествия мы имеем полное право отдохнуть хотя бы до утра. Я не могу поручиться за то, что мы дотянем до Луанды, если не сделаем перерыв…
— Здесь нельзя оставаться на ночь, — почти умоляюще простонал Кеженис, напряженно всматриваясь в окна кабины. — Вы, Дэйв, не хуже меня знаете, насколько опасен этот район…
— Buciuok kumelei devinke, — невозмутимо произнес Дэйв. Из его сумки на свет появился маленький пластмассовый стаканчик. Командир плеснул туда виски, затем переправил жидкость по назначению. — Не понимаете? Жаль. По-русски так не скажешь. По-английски — тем более. Из каких мест вы родом? Из Зарасая? Из Неменчине? Или, может быть, из Эйшишкеса? Полагаю, что вы и названий таких не знаете.
— Какая вам разница, кто я и откуда? — спросил Кеженис. — Я ваш работодатель и плачу вам деньги. Происхождение которых вас совсем не должно волновать, так же как и происхождение вашего нанимателя, то есть меня.
— Абсолютно согласен, босс. Меня на самом деле больше волнует другое. А именно — по какому праву вы заставляете меня и мой экипаж возить такие грузы и таких пассажиров, за которые практически в любой стране мира полагается весьма длительный срок?
— Вы знали, на что шли, Дэйв. Ведь не все же в контракте написано…
— О да! Я был готов к контрабандному вину из Тбилиси. Я был готов к переправке слоновой кости в Алжир. Может быть, даже во Францию, если вы не солгали по поводу ваших связей в лучших домах Парижа. Но я не был готов возить эту кость в пределах Центральной Африки по неизвестным мне линиям и под угрозой быть сбитым… Теперь насчет «черного дерева». Я понимаю — форс-мажор и всякое такое, но это уже слишком! Почему вместо Анголы мы оказались в Заире, который кишит недобитками и живет по разбойничьим законам? Почему вы заставляете нас садиться на такие площадки, с которых потом уже можно никогда не взлететь?
