— Дина Ткачева пропала, вы об этом знаете?
— Возможно, — ответил директор.
— Следовательно, хуже не будет?
— Это вы так думаете. Мы ведь не знаем, что произошло. Может быть, она вернется через неделю.
— А если нет?
— Если вы говорите об этом, значит, вполне возможно, что знаете о девушке даже больше меня, — заметил директор и бросил быстрый взгляд на часы, но так, чтобы я это заметил и сделал соответствующий вывод.
Господин Гориканов был вовсе не глуп.
— Тогда разрешите еще буквально два вопроса, и я больше не буду занимать ваше время.
— Ну, смотря какие…
— Двадцать четвертого января ваше агентство работало допоздна. Это я знаю точно, потому что Дину Ткачеву лично забрал от дверей около одиннадцати вечера…
— Иногда приходится работать очень долго, — кивнул головой Гориканов.
— Не скажете, с кем у Дина была здесь встреча?
— Боюсь, что я этого не знаю, — ответил директор.
И по-моему, солгал.
— И последнее. Эдуард Сергеевич, вы не могли бы помочь мне встретиться с одним человеком?
— С каким же?
— Его зовут Энвер Тоциев.
Если бы я попросил у Гориканова содействия для встречи с королевой Британии, он удивился бы не больше.
— Боюсь, вы обратились не по адресу, молодой человек. Мне известно это имя, так же как имя, например, Бориса Березовского, но это не значит, что я с кем-либо из них общаюсь и прошу об аудиенциях для неизвестных мне проходимцев.
Так, пошел переход на личности.
— Я, кажется, никого не оскорблял, — заметил я. — Но когда выясняется, что после конкурса победительнице спешно делают операцию, а потом победительница исчезает, дело становится весьма странным, не так ли? И исчезает она почти сразу же после того, как побывала здесь и с кем-то поговорила.
— Покиньте кабинет, пожалуйста, — спокойно сказал Гориканов. — У меня нет ни малейшего желания выслушивать этот бред.
Подумав, что следующей репликой директора будет угроза вызвать охрану, я ретировался.
… К дому я подъехал около пяти часов вечера. У подъезда меня ждали сразу несколько человек. Около двери маячил хоккеист, причем не один, а с приятелем, тоже очень спортивного вида. А в припарковавшейся поблизости знакомой «БМВ» сидел Соленый. Он, в отличие от хоккеиста, кажется, был на этот раз без напарника.
Едва я вышел из машины, спортсмены сразу же направились ко мне. Им очень хотелось со мной побеседовать, но в «БМВ» открылась дверь, и Соленый негромко сказал, обращаясь к ним:
— Ребята, я, кажется, первый пришел.
Спортсмены притормозили. Внимательно посмотрели на Соленого и его тачку. Потом переглянулись, и решили соблюдать очередь. А я уже все понял, и сам сел в машину.
Соленый на самом деле приехал по мою душу в одиночестве. Когда я захлопнул дверь, он пару секунд стучал пальцами по баранке, потом произнес:
— У нашего знакомого на самом деле большие проблемы.
— Неужели мне сказали правду? — спросил я.
— К сожалению, да. Сурок бился до последнего, но он действительно попал в «пресс-хату» Перевели его туда третьего или четвертого числа. И с того момента опускали каждый день. Каждую ночь, в смысле. И каждый раз избивали.
— Но зачем?
— Трудно сказать. Кому-то надо было, чтобы он либо пошел «паровозом», либо его просто подводили к вешалке… Теперь, понимаешь, он человек конченый. По любому, ни один блатной руки ему не подаст. Да и тебе не советовал бы его теперь даже вспоминать.
Я молчал. Было, о чем задуматься. Хотя бы о том, что Дина сообщила мне о неприятностях с Сурком (откуда она вообще может знать о таких вещах?!), еще первого…
Вот ты и попал, Сурок! Не приведи боже кому-то оказаться теперь на его месте! И если я еще питал очень слабую надежду на то, что смогу повидаться с ним в тюрьме, то теперь мне словно внутренний голос говорил, что не стоит и пытаться.
— Это кто? — спросил вдруг Соленый, взглядом показывая на спортсменов.
— Знакомые, — ответил я рассеянно.
— Че им надо?
— А, по-моему, им моя тачка не нравится.
— Да?
Соленый вдруг приоткрыл дверь со своей стороны.
— Уважаемые, будьте так любезны, подойдите сюда, — обратился он к ним.
— А зачем, собственно? — спросил товарищ моего соседа.
— Прикажете мне выйти самому? — самым деликатным тоном поинтересовался Соленый.
Парни все же подошли.
— А ты вылазь. И отойди к своей тачке, — сказал Влад.
Я послушался доброго совета. Не знаю, о чем беседовал Соленый со спортсменами, но разговор был мирным и недолгим. Потом оба отошли в сторону, и Влад махнул мне рукой: подгребай, типа.
— Если у тебя с ними рамсы, подойди и извинись, — сказал он. — Больше я подобные проблемы разруливать не буду, это последний раз.
Не прощаясь, Соленый захлопнул дверь и завел двигатель. Я подошел к хоккеисту и произнес:
— Извини меня. Я был не прав. Сглупил.
Спортсмен поиграл желваками и отвернулся. Его приятель пожал плечами и тоже потерял ко мне интерес. Я вернулся к своей машине, отъехал следом за «БМВ» от подъезда и завернул во двор.
На этот раз я закрыл «Жигули» в «ракушке».
IX. Вечеринка по случаю премии Оскара
Несмотря на то, что я опоздал почти на пятнадцать минут, в квартире Оскара были только двое — он сам и еще один молодой человек, оба уже слегка на взводе. Впрочем, Оскар-то уже с утра начал…
— Еще раз мои поздравления! — Я вручил Оскару подарок — те самые кисти.
Если Ляков и удивился, то виду не подал. А может быть, действительно, принимал мои действия за искренность. Главное, что он страшно обрадовался. Мне было безумно неловко.
— Проходи! Садись! — Оскар показал пальцем на диван, на котором расположился тот молодой человек. Я пробрался к дивану и протянул руку для приветствия.
— Саша.
— Игорь.
— «Игорь», — передразнил Оскар. — Гарик. Подпольная кличка — «Каспаров».
Тот, кто назвался Игорем, усмехнулся.
— Можно и Гарик, — сказал он.
— Мастер монументальной скульптуры, — отрекомендовал Оскар Гарика. — Думаю, мы и оглянуться не успеем, как он переплюнет Церетели.
Гарик скривился.
— Не произноси, плиз, при мне эту фамилию. Ты же не хочешь, чтобы я испортил тебе стол?
Оскар хихикнул.
