Однако птичья стая ничего такого делать не собиралась. Оставив вздрагивающую и всхлипывающую девушку валяться на столе, Воробей и Козодой слезли на пол. Грач тем временем отобрал у меня пистолет. Покрутил его в руке так и сяк. Прицелился в выцветший плакат, изображавший классическую «муху, источника заразы». Раздался грохот выстрела, и у мухи в крылышке появилась аккуратная дырочка.
— Теперь уже и я не понимаю, — развела руками Воробей.
— Уводим их отсюда, — сказал спокойно Грач.
— Куда? — послышался тихий голос Козодоя.
— А разница есть? — спросила Воробей.
— Пойдем в старый жилой корпус, — заявил Грач. — Там найдем, куда их определить…
И мы отправились в очередную прогулку по санаторию.
— Это было… — начали вы.
— Вчера. Днем. Нас привели в жилой корпус. Меня заперли в кладовке кастелянши, а девушку — в подсобке.
— Вы после этого еще встречались?
— С этими психами?
— Нет, я говорю о девушке.
— Да. Между нашими помещениями оказалась тонкая стенка, вроде бы из фанеры. Ну, мы и начали переговариваться.
— Очень хорошо, продолжайте.
На мой стук в перегородку послышалось легкое царапанье и жалобное мычание. По всей видимости, девушке завязали рот, чтобы она не поднимала шума. Я не сомневался, что в соседнем помещении именно она. Но я и сам был крепко скручен, и к этому состоянию можно было уже привыкнуть, если бы это не казалось настолько противным.
Прошло, наверное, больше двух часов, прежде чем я сумел освободить правую руку — мне удалось перетереть веревку о какой-то стальной выступ под заколоченным окном. Сквозь щели в досках проникал все же хоть какой-то свет, и я смог разобраться, где нахожусь. К сожалению, у меня при себе не было ничего, за исключением документов и банковских карт — зажигалку, нож и все прочее, что могло бы мне помочь, у меня забрали. Поэтому еще минут сорок, если не больше, я работал в основном собственными зубами. Девушка за стенкой периодически давала о себе знать. Я откликался, говоря, что надо потерпеть еще немного, и я сумею освободить нас. Правда, в этом я вовсе не был уверен.
Когда руки были полностью свободны, мне посчастливилось найти большой гвоздь. С его помощью я сумел почти без труда окончательно развязаться. Не будь гвоздя, я долго бы еще ковырял узлы обломками ногтей. Кроме того, именно с его помощью я в конце концов отогнул край фанерного листа от внешней стены.
Стараясь по возможности не поднимать шум, я принялся расшатывать и раскачивать фанеру. Скрип и скрежет, казалось, можно услышать на том берегу Вантая. Со стены посыпались хрупкие пластинки известки, поднялась пыль. Наконец, в пазах перегородки что-то протяжно запищало, на пол упала деревянная планка, и открылось прямоугольное отверстие, через которое при желании можно было бы протащить и корову. Я отряхнул ободранные руки и перебрался в соседнюю комнату.
Здесь тоже было какое-то подсобное помещение, при этом порядком запущенное. Однако тут валялись довольно ценные предметы, вроде железного совка и осколков стекла. На стене висела раковина, над ней свешивался водопроводный кран. Я даже пожалел, что меня заперли не здесь, а в кастелянной, среди стеллажей с бесполезным в такой ситуации постельным бельем. Тут я выпутался бы меньше чем за полчаса.
Но девушка, лежащая на замусоренном полу, освободиться не сумела. Надо сказать, что связали ее едва ли не более основательно, чем меня. Она была в полном сознании, и глядела на меня широко открытыми глазами — их белки поблескивали в полутьме.
Освобождать связанных девушек мне еще не приходилось. Подобное я видел только в кино — вспомнилась, кстати, сцена из «Кавказской пленницы». Какая там была последовательность? Учитывая стрессовое состояние пленницы, руками заняться лучше в последнюю очередь.
К тому же она меня боялась. Как только я нагнулся над связанной, она отползла в угол, жалобно попискивая. Я, как мог убедительно, постарался объяснить, что я друг, и что я ничего плохого не сделаю. Напротив, буду пытаться вытащить нас из этой напасти. Словом, повторил в очередной раз то, что уже говорил через стенку. Не знаю, любой бы уже поверил на ее месте.
Осколком стекла я разрезал путы на ногах девушки. Она брыкалась, и мне стоило определенных трудов не повредить ей кожу. После того, как она приняла почти сидячее положение, опершись спиной о стену, я снова начал ее убеждать:
— Послушай. Сейчас я аккуратно уберу платок из твоего рта. Хорошо? Обещай мне, что ты не будешь кричать. Наши враги могут услышать. И если они придут, то я плохо представляю, что они сделают…
Вообще-то я представлял это хорошо. Может быть, даже излишне хорошо.
На наше счастье, девушка не закричала. Она только закашлялась и начала отплевываться. Потом перевела дыхание и спросила:
— Ты кто?
Я объяснил. При этом освободил ей руки. Они, несомненно, здорово затекли и совсем не слушались.
— Пить хочу, — сказала она. — Тут где-то вода капала.
Когда я отвернул кран почти до отказа, то из него тонкой струйкой потекла вода. Она здорово отдавала ржавчиной, но не в наших условиях было жаловаться.
— А ты кто? — спросил я в свою очередь, пытаясь найти уязвимые места в дверях наших темниц.
— Алина, — коротко представилась рыжая.
— Из Вантайска?
— Вообще-то да. На три дня ездила к друзьям в Ольховку. Ну, ты знаешь, это так называемые «дальние дачи». Транспорта никакого нет, а Ленька, тот парень, который нас на машине привез, все никак не мог протрезветь. А мне срочно на смену заступать надо. Автобуса тоже не дождалась, остановила попутку. Водитель, скотина такая, по дороге меня выкинул, все вещи с собой увез… Даже куртку забрал. Кое-как пришла сюда, в санаторий — тут ужас…
Двери выглядели чертовски прочными. В старых домах их делали из цельных досок, раза в три толще нынешней вагонки. Косяки казались укрепленными. Был бы топор…
Совком, который слишком легко гнулся, я все же сумел оторвать одну из досок с окна в кастелянной (в подсобке окон не было вообще). По ту сторону грязных стекол обнаружилась решетка.
— Похоже, отсюда не так-то просто будет выбраться, — заметила Алина.
— Единственный способ — выломать какую-нибудь из дверей, — сказал я. — И это я смогу сделать, только если удастся ее выбить.
«И если бы во мне было веса хоть килограммов девяносто». Но этого я вслух не стал говорить.
— А если эти услышат, что будет?
Что будет, что будет… Плохо будет, тут и гадать не нужно. Но с другой стороны, вариантов вроде бы других нет. Если просто сидеть и ждать, они рано или поздно заявятся… А если нет? Если они просто взяли и решили нас тут бросить — подыхайте сами как умеете? Психи, что с них взять… И поступки их никакой логике не поддаются, в этом я уже успел убедиться.
