Чугунков долго доказывал мне, что это дезинформация, что сама идея — бредовая, но я стояла на своем, и в результате мне удалось его убедить. Но, как оказалось, ненадолго. Едва он вернулся в Москву и взглянул еще раз на своих друзей, одного из которых должен был объявить предателем и шпионом, сомнения вновь взяли в нем верх. Он позвонил мне и сказал, что отменяет свой устный приказ. Это значило, что мне не нужно разрабатывать план операции по выявлению агента. Я не должна даже думать об этом, а уж говорить с кем-либо… Чугунков так и сказал: «Забудь об этом!»
Легко сказать — забудь! Я не умею отдавать приказы своей голове. Не думать об этом еще можно, конечно, попытаться, но забыть!.. Все равно — не получится. Для меня это слишком важно. Я должна верить в Первых Спасателей. Искать среди них предателя — все равно что рубить тот самый сук, на котором устроено наше гнездо. Но не могу же я согласиться с тем, что этот человек и дальше будет нас всех предавать!
Поэтому мне и нужен был совет Григория Абрамовича — что делать с мучающей меня проблемой.
Я вошла к нему в палату с надеждой, что состояние его и впрямь улучшилось, как утверждают врачи. Но Григорий Абрамович все так же разглядывал потолок, и я даже не знала, чувствует ли он мое присутствие, слышит меня или не слышит.
Я присела на стул рядом с кроватью. Помолчали.
— Как дела? — спросила я.
«Нормально, — молча ответил Григорий Абрамович. — Скучновато вот только без новостей. Я подозреваю, что ты и половины мне не рассказываешь… Что — настолько плохие новости?»
— А что рассказывать? У нас затишье, Григорий Абрамович. Вторую неделю сидим без дела. Ничего в России, слава богу, не случается. Мы тоже скучаем… Игорек с Эркюлем Пуаро соревнуется — дочитывает рассказ до половины, книжку закрывает и пытается вычислить преступника.
«Ну и как успехи?»
— По-моему, очень неплохо, — ответила я. — Раскрываемость у него — восемьдесят. Пуаро он, конечно, проигрывает, у того — все сто процентов. Но Игорек считает, что Пуаро соревнуется нечестно, он применяет интерактивные методы раскрытия преступлений, а Игорек вынужден довольствоваться наблюдениями со стороны…
Я помолчала секунду и добавила:
— Сходим, в общем, с ума потихоньку…
Григорий Абрамович, как мне показалось, вздохнул. Я посмотрела на него внимательно, но он лежал все так же неподвижно и безмолвно.
«Ну-ка, давай, выкладывай, что тебя беспокоит, — сказал Григорий Абрамович. — Не умеешь ты притворяться. Лучше и не начинай. У тебя на лице все написано. С Сергеем своим все никак решить не можете — кому первому делать шаг навстречу?»
— Нет, с Сергеем мы давно не виделись, — ответила я, смутившись от его компетентности в моих личных делах. — И разговаривать о нем не хочу…
«Тогда сама рассказывай, — сказал Григорий Абрамович и вздохнул. — Я же по глазам вижу — ты за этим ко мне и пришла».
— Чугунков звонил, — тоже вздохнула я. — Он не хочет мне верить. Не может подозревать никого из своих старых друзей.
«Я тоже не могу, — ответил Григорий Абрамович. — Этих людей я знаю с тех пор, когда мы еще не были спасателями, мы ходили в горы, вытаскивали из пропастей заблудившихся обмороженных туристов и любили друг друга искренне и бескорыстно… Я с таким же успехом могу самого себя подозревать в сотрудничестве с австралийской контрразведкой. Мы романтики, Оля, мы старые романтики, и нам трудно расставаться со своими идеалами. Я понимаю Костю Чугункова…»
— Я тоже его понимаю! — перебила я. — Не понимаю только одного — почему вы прячете головы в песок, как страусы? Страшно расставаться с добрыми милыми сказками? Страшно смотреть фактам в лицо? Среди вас нашелся человек, который предал вашу дружбу. Конечно, это горько, это — больно! Я понимаю. Предатель — это тот же убийца. Он убивает веру. Но только в тех, в ком она слаба! Если вы откажетесь искать предателя, я перестану вас уважать — и тебя, Грэг, и Чугунка!
Если бы Григорий Абрамович мог двигаться, он бы вскочил и принялся вытирать носовым платком свою лысину. Потому что он явно разволновался.
«Уважать она нас перестанет! — закричал он на меня. — Нам, между прочим, простительно! Мы свои жизни прожили. И прожили так, что не стыдно — ни за себя, ни за друзей! А вот как ты жить будешь, если сейчас отступишь? Как в зеркало на себя смотреть будешь? Мы с Чугунковым не верим? А ты сама-то веришь, что этот шпион существует на самом деле? Что ты не придумала его?»
— Верю! — упрямо кивнула я головой.
«Раз веришь — ищи его. Сама ищи! — Грэг уже успокоился и смотрел на меня мудрым взглядом человека, который знает ответы на все мои вопросы. — Не спрашивай у нас ни разрешения, ни совета. Мы все равно не дадим тебе ни того, ни другого».
Я хотела сказать ему, что была уверена в том, что он не станет отговаривать меня от моего намерения, но тут дверь в палату распахнулась настежь и на пороге появился запыхавшийся Игорек.
— Вот ты где! — сказал он и покосился на Григория Абрамовича. — Здравствуйте, Григорий Абрамович… А мы с ног сбились — тебя разыскиваем. Срочно вылетаем, самолет уже ждет в аэропорту.
— Что случилось-то? — спросила я, поправляя одеяло на груди Григория Абрамовича.
— «Ан-24» нырнул в Каспий! — выпалил Игорек. — На борту — двадцать человек. Воздуха у них часов на пятнадцать. Но это лишь в том случае, если корпус самолета не получил серьезных повреждений и в салоне вообще остался воздух… Нашу группу включили в число спасателей. Только что пришел факс из Центроспаса.
Я поняла, что счет пошел на минуты.
— Извините, Григорий Абрамович, — сказала я уже от дверей. — Сами видите. Работа есть работа. Спасибо за разговор…
Игорек посмотрел на меня диковато и вышел вслед за мной из палаты.
— Да! Еще тебе генерал Чугунков из Москвы звонил! — сообщил он моей спине, еле поспевая за мной по больничному коридору.
— Что сказал? — насторожилась я.
— Свидание тебе назначил, — съехидничал Игорек. — Сказал, через три часа встречается с тобой на борту спасательного судна «Посейдон».
— Передать мне больше ничего не просил? — спросила на всякий случай, хотя была уверена, что Чугунков ни словом не обмолвится по телефону о том, что занимает сейчас мои мысли.
— Не-ет… — протянул Игорек растерянно и в то же время подозрительно. — Он меня в ваши контрразведочные секреты не посвящал.
— Они такие же мои, как и ваши с Кавээном, — огрызнулась я в ответ.
Мы выбежали из больничного корпуса и буквально наткнулись на красно-синий спасательский «уазик», за рулем которого постукивал от нетерпения пальцами по рулевому колесу Кавээн. Едва мы с Игорем ввалились в машину, как «уазик» рванулся с места и буквально полетел по улице. Кавээн водил машину мастерски, в молодости он был автогонщиком и даже участвовал однажды в ралли Париж — Дакар в составе команды Минского автозавода, выступавшей на «БелАЗах». Первого места они тогда не взяли, но «откатались очень даже неплохо», по выражению Кавээна.
