— Да, Ястребиный Глаз, настоящим разбойником я ещё не был, — согласился бывший боевой офицер.
— Хотя вообще-то на самом деле мы не столько разбойники, сколько джентльмены удачи, — меня вдруг посетило озарение. — В самом прямом смысле, любимцы Фортуны. До сих пор нам сказочно везло, заметь.
— Ну, да.
— Надеюсь, что будет везти и дальше.
Слава открутил крышку, смачно сплюнул в костёр, шумно вздохнул, понюхал спирт. Собрал волю в кулак.
— За удачу! — сказал корефан и сунул в пасть горлышко бутылки.
Жёлтый отблеск пламени прокатился по массивной печатке.
Наша удача сверкала золотом.
Часть 3 Игры белого человека
15
— Давай я тебя до дома подброшу? Время полседьмого!
— Да ладно, сам доберусь, — засмущался Слава. — Транспорт уже ходит.
Он набил карманы золотом для Ксении, пожал мне руку и удалился. Я остался один, в своей пустой квартире, окончательно превратившейся в разбойничий притон. Оружие — два «калаша», гранаты, «Скорпион», ТТ и ПМ — спрятали на чердаке. Груду золота вывалили прямо в гостиной. В тайник сокровища не влезали. Полиэтиленовые кульки с ювелирными изделиями громоздились на полу возле дивана. Чтобы пройти из кабинета на кухню, приходилось через них переступать. Я попытался сдвинуть ногой неказистый с виду комочек, но он словно прирос к паркету.
Оглядев добычу, я подумал, что времена флибустьеров, паковавших дублоны в кожаные мешки, и ростовщиков, хранивших талеры и гинеи в холщовых мешочках, давно минули. Нынче в ходу полиэтилен. Разбойники тоже стали менее колоритные, простые парни в кожанках, никаких там красных бандан и золотых колец в ухе. Хотя как раз это легко исправить.
Я усмехнулся и устало повалился в кресло за письменным столом. За окном вступало в силу утро. В соседних домах зажигались десятками газовые плиты, выливались на сковородки сотни яиц, летели в кипящую воду тысячи макаронин, разлипались сонные веки, слюнявые губы источали невнятную брань… Вахтёры на заводе «Светлана» поглядывали на часы, готовясь пропускать смену.
Мы незаметно проехали по трассе перед рассветом и миновали КПМ в Московской Славянке в 5 часов 05 минут, когда менты задремали окончательно. Гружёный золотом и оружием экипаж благополучно добрался до дома.
— Любимцы Фортуны, — пробормотал я, опустив голову на руки.
Меня охватило благостное сонное состояние. Я достал лист бумаги, карандаш. Нарисовал колесо Фортуны: круг, а на нём три человечка. Один на вершине удачи, другой поднимается, третий опускается. Колесо Фортуны — античная модель цикличности перемен. Линейную концепцию чередующихся в жизни чёрных и белых полос придумали гораздо позже. «Жизнь, как зебра: от носа — чёрная полоса, белая полоса, чёрная, белая. — А дальше? — А дальше жопа!»
Я рассматривал рисунок, гадая, кто из человечков соответствует мне сейчас. Тот, кто ползёт к успеху? Счастливец, находящийся на вершине? Либо покатившийся вниз, возможно, ещё не подозревающий об этом бедолага?
Понять, кто из них я, означало догадаться о своём месте на ободе колеса и приготовиться к взлёту или падению.
— Вот, новый поворот, — я покрутил на столе бумажку с колесом Фортуны, — что он нам несёт, пропасть или взлёт? И не разберёшь, пока не повернёшь…
Гениально Макаревич обыграл старинную идею! Начитался наверное древних текстов. А может быть и сам состоял в тайном обществе, где постиг сакральное учение о механике удачи?
Хотя какие тайные общества в эпоху застоя!
— Ну и фигня в башку лезет! — пробормотал я и обратил помыслы к делам насущным.
Проблем было много. Самой серьёзной был Орден Алькантара. Испанцы больше мне не товарищи, это ясно. Неужели прав был Слава, утверждая, что рыцари приедут снимать сливки? Так оно и вышло, между прочим. Эррара подождал, пока мы захватим фургон, дал время найти золото и передраться, а потом явился на готовое. Увидев двоих встречающих, комтур всё правильно понял и приказал открыть огонь.
Я не злился на коварного рыцаря. Понимал, что так и должен вести дела цивилизованный человек на земле варваров, нанимая для грязной работы дешёвую силу из числа местных дикарей, а, когда дело будет сделано, уголовников следует уничтожить, дабы они не компрометировали Орден. Да и золото в орденской казне лишним не будет.
Параноидальные рассуждения Марии Анатольевны о жестоких и прагматичных тайных обществах оказались удивительно верными.
Кстати, поскольку я уже при деньгах, не мешало бы помочь несчастной вдове. Я чувствовал себя в долгу перед супругой Петровича.
Хотя, стоп! Деньги пока не получены. Золото ещё надо превратить в свободно обращаемые средства. С этим вполне могла помочь Мария Анатольевна (наверняка у спутницы старого копателя имелись обширные связи в барыжной среде), но реализовать самые подходящие предметы — блюдо и чарку — я собирался у Бориса Михайловича Маркова в салоне «Галлус».
Вспомнив о господине Маркове, я посмотрел на часы. Почти семь… Ранее одиннадцати беспокоить директора магазина вряд ли стоило. Оставшееся до визита время можно было посвятить здоровому сну, но спать не хотелось, и я решил поваляться в ванне. Следовало отмыться от вони, усталости и… скверны. Произошедшее вчера наложило на меня отпечаток, я ощущал свершённое злодейство как прилипшую к коже грязь. Странно, раньше такого чувства не возникало.
Испоганенную одежду я сложил в пакет. От мерзости греха тряпки не отстирать, проще было выкинуть и забыть. О тряпках. С грехами было сложнее.
На голом теле остались лишь перстень и браслет. Древние вещицы придали руке вид царской длани. Не хватало только…
Кинжал!
Обругав себя последними словами, я метнулся в прихожую и выудил из куртки кинжал. Выхватил из ножен, осмотрел. Хвала Всевышнему, клинок не успел тронуться ржавчиной. Я вымыл оружие в горячей воде и насухо вытер чистым полотенцем. Так-то лучше. Клинок даже стал светлее. Отмылся? Или… Я усмехнулся. Побывал в бою и напился крови?
Я ненадолго задержался возле вешалки, любуясь драгоценной джамбией Хасана ас-Сабаха. Кинжал сидел в руке как влитой, я с трудом втискивал пальцы между массивной гардой и громадным навершием. Несмотря на то, что рукоять сделали явно под узкую кисть, держать её было удобно как прямым, так и обратным хватом. Девятьсот лет назад древний мастер сработал на славу, вложив в изделие пресловутую магию кузнеца. Впрочем, неудивительно — ковал для святого! Я повертел джамбию, меняя хват, клинком к себе, клинком от себя. Всякий раз массивная рукоять крепко ложилась в ладонь, делая кинжал естественным продолжением конечности. И так же естественно было двигать им снизу-вверх, вспарывая загнутым внутрь лезвием противника от паха до грудины, или рассекать ему горло нижней, выгнутой наружу стороной клинка. Рука двигалась сама, словно я годами учился резать живых людей. Кинжал подсказывал траекторию удара. Это было оружие тесной схватки. Умное, свирепое и беспощадное.
