Слава красноречиво вздохнул, воздержался от комментариев и стал смотреть в окно. Я вывернул с набережной на задворки Невского проспекта и покатил к «Хорс-мажор», предвкушая нескучный вечер.
Сердце замерло. Пол-улицы перегораживала здоровенная красная корма пожарного ЗИЛа. По тротуару текло. Я объехал ЗИЛ, сбавив скорость до предела. Объезжать пришлось также милицейскую «Газель» с надписью «Криминалистическая лаборатория» и открытый люк, из которого вылезал брезентовый пожарный рукав. Кабак был раскурочен. Вывеска с конём в пальто криво висела на одном болте. Стёкла были выбиты, из окон вился слабый дымок.
Миновав казённые машины, я придавил педаль газа и свалил подальше от взорванного кафе. Пересёк Невский и вырулил на Вознесенский проспект.
— Вот то же самое я увидел, когда приехал продавать исмаилитские древности в «Аламос», — нарушил я тягостное молчание. — Чёрные опять взорвали бомбу.
— Надо бы узнать, как твои рокеры поживают. Погоди, сейчас не звони, — остановил Слава, заметив, что я дёрнулся за телефоном. — Сейчас их мусора допрашивают, позвонишь — спалишься.
— Логично, — согласился я.
Действительно, встрять в разгар общения Рикки с опером («Кто звонит? Мой приятель. Он сегодня с какими-то чёрными схлестнулся. Пожалуйста, вот его телефон.») или послать вызов на мобильник, снятый ментом с трупа («Сейчас номерок пробьём по базе данных. Ого, какие люди в Голливуде! Завтра вызываем на допрос и — в камеру.»), было верхом неосмотрительности.
В гробовом молчании я довёз корефана до дома. После «Хорс-мажора» поминать академика Фламенко расхотелось. Слава, впрочем, уговорил тормознуть у ларька, купил нам по бутылке пива.
— Давай… за хороняку, — подождав, когда я остановлюсь напротив ксениной парадной, друган сковырнул зубами пробку и выжидательно посмотрел на меня.
Я ловко поддел пробку кинжалом ас-Сабаха. Хлопнув, она ударилась о ветровое стекло и скатилась мне на колени.
— За академика, — я пригубил тёплое жгучее пиво. Злые острые пузырьки кусали язык. — Надо же, мумией на старости лет заделался. Слава, ты знаешь, что у мумии мозги достают крючком через ноздри, предварительно как следует взболтав? Засовывают в нос особый крючок, протыкают до самого вместилища ума и так… тр-р-р-р-р! Как в миксере. Я видел египетские бронзовые крючки, довольно тонкая работа. Сейчас таких не делают.
Афганец, который собственноручно зажарил на костре шведского снайпера, понимающе хмыкнул.
— Ловко орудуя крючком, мумификаторы приводят мысли в совершенный беспорядок. А потом и вовсе выдирают их из головы и выкидывают прочь. Бедный Фламенко! Впрочем, у него никогда не было мозгов.
— За что ты его так не любишь, Ильюха? — спросил корефан.
— За то, что человек сделал себе имя на утверждении, будто историческая наука — большая и планомерная ошибка. Античные источники подделаны, историки работают с непроверенными данными, а вся древняя хронология нуждается в кардинальном пересмотре. В конце концов воинство Христа, существование которого академик также подвергал сомнению и переносил в средневековую Европу, отрезало ему голову и насадило на шест, вкопанный в землю. После чего с академиком стали вести общение совершенно иного плана, астрального, и совершенно иным способом, телепатическим. Он такого и вообразить-то не мог, Фламенко был последовательным материалистом. В результате то, что он отвергал при жизни, после смерти явилось во всей полноте ощущений. Представляю, каково было с ним общаться Эрраре: входишь в транс, и тебя грузят туманными телепатемами, вроде бы солидными и убедительными, но на поверку никуда не годными предсказаниями. Хуже, что неверные пророчества головы-оракула сказались на нас. Вот за это я и не люблю академика Фламенко.
— Теперь понятно, — кивнул Слава.
Посидели в тишине.
— Бурный день нынче выдался, — обронил я.
— И длинный, как за три, — добавил афганец. — Ладно, не прощаемся.
Слава сунул мне лапу, выбрался наружу и зашагал к подъезду. На ходу запрокинул дно к небу, и одной бутылкой пива на Земле стало меньше.
Когда друг скрылся в доме, я приоткрыл дверцу, аккуратно поставил бутылку на асфальт и уехал. На душе было так тоскливо, что организм решительно не принимал алкоголь.
* * *
— Мама с папой завтра возвращаются! — обрадовала Маринка наутро.
— Сегодня?
— Да, ближе к вечеру.
— Радость-то какая! — пробормотал я.
Дорогие мои родственнички вознамерились вернуться с дачи. Это означало, что у Маринки спрятаться больше не удастся. Бывшему тестю с тёщей я предпочитал компанию хашишинов с кабальеро Эррарой в придачу. С ними я хотя бы знал, как справляться.
Я полежал, закинув руки за голову. С хашишинов мысли сразу перетекли на взорванный «Хорс-мажор». Вспомнился сожжённый офис «Аламоса». Безуспешные попытки отыскать «хвост». Девиз параноиков «Если вы не заметили слежку, значит наблюдатели хорошо прячутся» я готов был разделять целиком и полностью. Инцидент с рокабилли добавил масла в огонь, в душе разгорелась паника. Бежать! Собрать вещи и смыться из города. Деньги есть, домой не заезжать. Свалить в глушь и отсидеться до весны. Никому ничего не рассказывать. Потом объявлюсь, когда всё само собой уладится!
Отбросив одеяло, я рывком сел на кровати, стиснул браслет и замер.
Нет, бежать было глупо. Это совершенно не выход. Я зря паникую. Какая контрразведка, какой уголовный розыск? Что я мечусь? Надо дело делать и двигаться вперёд, а не забиваться в глубокую нору. Причин пугаться до потери рассудка в действительности нет. Допустим, взорвали кабак. А жертвы? Они вообще есть? Для страха нужны основания. Веские причины. Какие у меня имеются мотивы, чтобы бросить всё и мчаться сломя голову на край света? Пока что никаких. Вначале надо узнать, что там действительно произошло. Для этого надо позвонить Рикки.
Я разжал пальцы. На левой руке отпечатался рельеф браслета Хасана ас-Сабаха. Я зачем-то лизнул ладонь, решительно встал и выкопал из кучи одежды сотовый телефон. Отыскал визитную карточку Рикки. Набрал номер.
— Слушаю.
— Рикки? Это Илья. Ты там живой?
— Да, детка, я такой! Меня так просто не убьёшь.
— Проезжал вчера мимо… Что у вас там случилось?
— Что случилось? Взорвали нас.
Я замялся, подбирая уместные слова.
— …Пострадавшие есть?
— Бармена контузило слегонца. Нам бомбу под дверь положили, рвануло снаружи, вся сила в воздух ушла. Дверь только выбило и вывеску сковырнуло.
— Слава Богу! — у меня камень с души свалился. — Я вчера соваться не стал, там пожарные работали. Решил не лезть им под руку.
— Что не позвонил? — с подозрением спросил Рикки.
— Забыл.
— Тут с тобой Дик хотел поговорить.
