– А ты не боишься? – Анфиса попыталась приподняться, но у неё не получилось.
– Я тебе доверяю настолько, что ничего не боюсь.
– И что же я тебя триста лет назад не встретила? Какую бы счастливую мы с тобой жизнь прожили! А сейчас только крохи.
– Вот давай сделаем так, чтобы этих крох стало побольше.
– Знаешь, с тобой я согласна на всё. Целуй меня и веди.
Я опять поцеловал её долго и нежно и в этот раз сам почувствовал и увидел, как между нами протягивается незримая связь, а когда огонь наших сердец слился, то внезапно ощутил, насколько слаба Анфиса. Жизнь в ней еле теплилась, как крошечный огонёк догорающей свечи, когда фитиль уже плавает в маленькой лужице воска, оставшейся на дне подсвечника. Вызвав Эолову арфу, осторожно приподнял лечебную колыбель и понёс на выход. Василиса сидела за столом, но, увидев нас, подошла и тоже пошла рядом. Не успел я вызвать портал Абсолютников, как баба Вера, окружённая золотистым сиянием, появилась на тропинке и бросила под ноги путеводный клубок.
В пещере Огневиков возле очага сидел бывший алкаш Лёша и подкладывал Огненному птенцу щепочки. Насколько я уже разобрался в тонкостях их волшебства, в этом и заключался непрерывный процесс ухода за Красным петухом, может, для этого они и держат столько слуг? Ладно, потом как‑нибудь расспрошу. Баба Вера цыкнула на Лёшу, и он быстро куда‑то ретировался, а вместо него из бокового ответвления пещеры выбежали две служанки. Они помогли опустить лечебную колыбель в очаг, Красный птенец, почуяв чужую магию, нахохлился.
– Ладныть. Пойду я. Нервов моих дамских не хватает, чтобы смотреть на энто непотребство, – сказала баба Вера и бросила путеводный клубок на пол пещеры.
– Кокон придется убрать, – прошептала Анфиса.
Василиса кивнула, и полупрозрачная лечебная колыбель легко растворилась в воздухе.
– Сашенька, сядь рядом и возьми меня за руку, – попросила Анфиса.
Я присел на край огромного каменного очага и выполнил её просьбу, а девушки‑служанки подняли Красного птенца и поставили Анфисе на живот. Огненная птица после полёта в смерче выросла до размеров индейки – так благотворно сказался на ней пожар. Красный птенец повозился, пристраиваясь поудобнее, улёгся в позе «цыплёнок табака» и стал растекаться, обволакивая пламенем всё тело Анфисы. Огонь охватил голову и проглотил её шикарные локоны, подарив вместо них дикую причёску, состоящую из языков пламени. А когда Красный птенец дотянулся до меня, то я не отдёрнул руку – почему‑то понял, что именно так и надо, даже не читая мысли из головы Анфисы и не слушая тихой речи, просто знал, что только так и следует поступить. Огонь охватил мне руку, я почувствовал жар, но не сильный – почти как в бане, когда тебя парят веником. А вот волосики на моей руке сгорали без следа, но даже лёгкого запаха палёных волос не чувствовалось. Василиса сначала испугалась и бросилась ко мне, но на полпути остановилась и продолжила смотреть. Огонь покрыл всю верхнюю часть моего туловища, добрался до головы, но меня и это почему‑то не испугало. Только мелькнула мысль: вот и хорошо, заодно и побреюсь, как говорится, и приятное, и полезное – в одном флаконе. А вот когда огонь стал опускаться вниз, то только тут и вспомнил, что забыл снять джинсы с кроссовками – опять останусь без одежды, а ведь больше взять негде. Можно было бы попытаться одной рукой хотя бы разуться, чтобы спасти кроссовки, но я не стал дёргаться, понимая, что каждое лишнее движение может повредить Анфисе.
Когда пламя Красного птенца охватило меня целиком, то понял, что включилось замедление реальности. Останавливать его я не решился – не та сейчас ситуация, когда что‑то надо предпринимать и делать. Красный птенец сам приподнял меня и положил на очаг рядом с Анфисой. Мы лежали близко друг к другу, охваченные с ног до головы пламенем, словно два огненных голема, я абсолютно потерял счёт времени – сколько минут, а может, часов или дней прошло, для меня оставалось тайной. А когда моё замедление реальности прекратилось, услышал тихую речь Василисы:
– Саша, что с тобой? Ты живой?
– Да, милая, со мной всё хорошо.
– Ты весь горишь, тебе больно?
– Нет, не волнуйся, моя хорошая. Мне просто тепло, как в бане, лежать мягко и удобно. А главное, Анфиса оживает – ощущаю, как жизненные силы возвращаются к ней.
Я расслабился и постарался погрузиться в ласковую стихию огня, и почему все думают, что огонь горячий и злой? Ведь на самом деле он нежный и добрый, мягче пуха, и никакие лёгкие ветерки Ариэля не смогут сравниться с его деликатностью. Наверное, меня сморил сон. Мне снилось, как я влетаю в свою старую квартиру в образе Огненной птицы и сжигаю всё вокруг. Потом меня окатили водой, превратив в крошечный и немощный язычок пламени. Сидя в когтистых лапах бабы Веры, я чувствовал себя очень одиноко и неуютно. А самая приятная и упоительная часть сна оказалась про полёт внутри пламени могучего торнадо, когда моя огненная стихия сливалась со стихией ветра, освобождая сказочно могущественные разрушительные силы!
Глава 10
Очнулся я в лечебной колыбели среди дубовых шаек и веников, но баня оказалась какая‑то другая – не та, в которой баба Вера лечила мне гастрит в нашу первую встречу. Попытался вспомнить, как здесь оказался, но ничего не получилось, только обрывки какого‑то странного сна про погружение в пламя Огненной птицы. Приподнял руку и с удивлением обнаружил, что кожа выглядит абсолютно голой, словно после депиляции, – пропали даже самые мельчайшие волоски. Присмотревшись, понял, что моя нательная растительность исчезла не совсем – луковицы остались на месте, но сами волоски оказались ровно и гладко сбритыми под основание. От этой новости сердце ухнуло куда‑то поближе к пяткам и там затаилось. Значит, слияние с Красным петухом – не сон? И в кого же я теперь превратился – в некое подобие Фредди Крюгера, у которого всё лицо – сплошной ожог? Провёл ладонью по голове – кожа гладкая и ровная, зато волосы полностью испарились не только на руках – шевелюра, брови и ресницы отсутствовали как класс, та же участь постигла усы и бороду, но эта неожиданность как раз оказалась самой приятной из всех. А самое главное, что обрадовало больше всего, шрамов от ожогов не нащупывалось – всё‑таки не монстр, а я сам, только гладко постриженный налысо. Даже мелькнула шальная мысль: а не договориться ли мне с Огненной птицей, чтобы она каждый день меня брила? А что нам, кабанам, стоит заключить такое соглашение с Огневиками – у нас хорошие отношения, разве откажут? Тьфу ты, опять про этого кабана вспомнил, вроде уж и совсем забыл эту присказку, а тут пообщался с Венькой, и снова она ко мне привязалась!
Мои размышления насчёт дальнейшего корыстного использования Красного птенца прервал насмешливый голос Василисы, она тихо открыла дверь и вошла в лечебно‑парное отделение:
– Проснулся, многостаночник?
– Василиса! – обрадовался я. – А где это я? Баня какая‑то не та, не наша, совершенно новая, словно только оструганная.
