– Всем ждать меня! Лимон, на позицию!
Котов оставил за себя у окна с восточной стороны одного из сержантов и побежал по коридору. Сейчас он должен был находиться именно там, где его парни блокировали небольшую группу боевиков, и обеспечить пленение важного человека, прибывшего в поселок с непонятной, но, разумеется, очень важной целью. Иначе этот дом можно было без всякого риска для себя разнести вдребезги. Вместе с теми плохими парнями, которые в нем находились.
В конце коридора, прижавшись спиной к стене, возле дверного проема стоял Макс Савичев. Он прислушивался к движению внутри и медленно разматывал ремень автомата.
Из комнаты ударили сразу две длинные очереди. С противоположной стены во все стороны полетели штукатурка и осколки кирпича. Кладка напротив двери была порядком избита пулями.
Громко топая ногами, по лестнице взлетел второй Максим – Ларкин. Он, как и Савичев, являлся прекрасным специалистом по рукопашному бою. При этом парень вовсе не выглядел этаким русским медведем. Он был худощав и очень гибок. В этом высоком человеке совершенно отсутствовала та нескладность, которая отличает долговязых людей.
Ларкин одним прыжком миновал дверной проем. Из комнаты сразу ударила очередь. Многострадальная стена опять ответила на это издевательство над собой гулом, новой россыпью штукатурки и кирпичной пыли.
Несколько бойцов пододвинулись ближе к двери и взглянули на командира.
– Сколько их там? – спросил Котов.
– Было человек десять, когда мы их туда загоняли, – ответил Савичев. – Четверых лично я грохнул. Ребята еще парочку завалили. Не густо осталось. Штуки три-четыре, может, пять. Хотя это вряд ли.
– Нет, – вставил сзади еще один спецназовец. – Пять уже никак не может быть. Не больше четырех.
– Расположение? – снова спросил Котов, кладя руку на локоть Ларкина, который уже извлек из кармашка разгрузки светошумовую гранату.
– Одна большая комната, – неторопливо отвечал Ларкин. – Квадратов пятьдесят. Тут у них было что-то типа бухгалтерии. Хреново, что обзор у нас не очень. Метрах в пяти от двери стоит стенка из стеклоблоков. Мы в ней дырок наделали прилично, но есть опасность, что граната не попадет точно в одну из них. Хотя можно сделать нормально, если хорошенько подумать, – проговорил парень и хмыкнул.
– Ну?.. – Котов хмуро глянул на него.
– Стена не до конца идет. Слева оставлен полутораметровый проход. Это ведь декоративная стекляшка. Если вы ствола в четыре одновременно начнете лупить, то я могу лечь на пол и бросить гранату как в баскетболе, от щита в корзину. Или, точнее сказать, как в бильярде, от борта в лузу.
– Граната не мячик, – возразил Котов с нескрываемым сомнением. – Она прыгучестью не отличается.
– Смотрите. – Ларкин носком ботинка нарисовал на пыльном полу квадрат. – Вот капитальная стена, наш вход. Так идет армированная стеклянная стена. Если бросать от двери, то получается острый угол. Граната обязательно отскочит от стены и залетит в основное помещение.
– Фигня это все, товарищ капитан! Стену надо валить, – прогудел густым басом Савичев.
– Если валить, то только взрывать, – заявил Котов. – А это значит, что мы можем положить нашего клиента. Не пойдет такой вариант, Максим.
– Так что? Делаем? – оживился Ларкин.
– Рискуем, – сказал Котов, жестом подозвал еще двух спецназовцев и приказал: – Слушать сюда! Лимон ложится на пол и ждет. По счету «три» мы в четыре ствола даем очереди по десять патронов. Лимон бросает «Факел». Все затыкают уши и закрывают глаза. После взрыва первыми забегаем мы с Совой, за нами Лимон, потом вы двое. Напоминаю всем, что стрелять можно только по конечностям. А лучше вообще этого не делать.
– После «Факела» там сопротивляться некому будет. Видел, по себе знаю! – заявил Ларкин.
– Приготовились! – приказал командир и стал снимать с локтя ремень автомата, чтобы его в любой момент можно было отбросить.
Иногда он мешает в рукопашной схватке, целью которой является захват нужного человека.
– Внимание, Лимон! Раз, два…
Четыре автомата стали разносить вдребезги стекло, заставляя боевиков, засевших в комнате, снова попрятаться за опрокинутыми столами и сейфами, поваленными на пол. Взрыв ударил даже не по барабанным перепонкам спецназовцев, а по всем внутренностям и мозгу, несмотря на то, что все они плотно зажали уши. Людям казалось, что пошатнулось здание, хотя это был всего лишь звук, а не вибрация, не удар взрывной волны. Свет пробился через опущенные веки и отозвался ломотой в глазных яблоках.
Котов подумал о том ужасе, который сейчас пережили боевики, находящиеся в замкнутом пространстве. Ведь светошумовая граната взорвалась прямо среди них.
Командир и Сова бросились в помещение сквозь черные паутинки и пятна, плавающие в воздухе. В ушах капитана стоял гул, а пол под его ногами слегка покачивался.
Котов подумал, что следовало бы отвести людей подальше от комнаты. Такая осторожность не стала бы лишней. Он еще никогда не находился так близко к месту взрыва светошумовой гранаты и недооценил эффекта. Какое, к чертям, сопротивление! Да там, внутри, все ослепли и оглохли.
То, что увидел капитан, превзошло все его ожидания. Три боевика корчились на полу, зажав ладонями глаза. Еще один, бородач довольно зрелого возраста, лежал на боку. Глаза его были выпучены, на лице застыла гримаса ужаса. Из носа и ушей текла кровь и засыхала на коже.
«Однако! – подумал Котов. – Не такое уж это и не летальное оружие».
– Тащите их на улицу. Вот этому типу уделите особое внимание. Кажется, это и есть наш клиент, – проговорил командир, пиная ногами автоматы боевиков, чтобы те оказались вне их досягаемости.
Мало ли что. Таковы правила. Оружие нельзя оставлять даже возле убитых врагов. Иногда такой вот покойник может оказаться просто хорошим актером. Некогда разбираться, надо просто отбросить стволы подальше.
Всего, вместе с убитыми, Котов насчитал в комнате одиннадцать боевиков. В одном из них он, как ему показалось, сразу определил того самого субъекта, который и был им нужен. Мужчина средних лет, невысок ростом, крепок. Даже через маску страшной боли на его лице читались следы былой властности и жестокости.
Это, конечно, эмоции. Хотя интуиция – не самое последнее дело в работе спецназа.
Котов бегло осмотрел тела убитых. Наемники, причем типичные. Такие типы не особенно заботятся о своем внешнем виде, их не раздражают грязные колени, траурная кайма под ногтями, неопрятность в одежде. Даже бороды у многих были какими-то косыми или клочковатыми. Ни один из этих вот покойников никак не тянул на роль лидера боевиков, тем более на эмиссара, присланного из какого-то высокого штаба.
Среди выживших один был типичным крестьянином. Об этом говорили прежде всего его руки. Мозоли, глубокие трещины в коже, обломанные ногти. То же самое сообщали и гнилые зубы, которых, наверное, никогда в жизни не касался инструмент стоматолога. Этот пахарь тоже никак не мог быть большим человеком.
