– Не надейся, – сказал Саша и перекинул косу с одного плеча на другое. – Она тебе не даст.
– Заткнись, сука.
– Я имею в виду – контакты, – засмеялся Саша. – Никаких контактов Новицкая тебе не даст, и я не дам. Они нам самим нужны! Мы ведь тоже, знаешь, пробивались! И ты давай сам, сам, своими ручками твори собственное счастье!
– Давайте хоть мышей посмотрим? – упавшим голосом предложил Богдан.
– Иди ты к чёрту, – лениво отозвалась Ксения. – Ох, может, мне водителя вызвать и в Москву уехать? Сколько тут до Москвы? Километров сто?
– Двести, – сказал Богдан.
– Ну какая разница, сто, двести.
– А вон памятник какой-то! Пошли посмотрим?
– Иди-и-и уже, – протянул Саша и подбородком показал Богдану, куда именно идти, – смотри ты что хочешь! К нам не лезь! Ничего у тебя не выйдет, зафрендиться не удастся, неужели ты не понял?
– Да понял, понял, – сказал Богдан. – Ну как хотите. А у меня здесь дела. Я ещё вчера в Интернете клич кинул, так что…
– Давай, давай, чеши.
Богдан пошёл вниз по тесной пыльной улочке, уставленной туристическими автобусами, и вскоре скрылся из виду.
Таша сидела, опустив голову и притаившись.
– И что? – плачущим голосом спросила Ксения. – Какого лешего мы сюда припёрлись?! Пылища, вонища, толпища! На этом, блин, теплоходе хоть санитарные условия какие-то есть, а тут что?! Мы чего, гулять, что ль, здесь будем?
– Гулять мы не будем, – сказал Саша, подхватил Ксению под локоток и поволок за музейное крыльцо. Туда вела довольно узкая тропинка, а за ней начинались лопухи и крапива – обычная деревенская улица.
Таша поглядела им вслед, потом посмотрела на двери музея, в которых толпился народ.
Наталья с Герцогом Первым где-то застряли надолго, и мужиков не было видно.
Таша поднялась и медленно пошла по тропинке туда, куда Саша уволок красавицу.
Музейные окна по случаю большой жары были распахнуты настежь, за ними слышался гул голосов и смех, кажется, даже Герцог Первый один раз тявкнул. Дети хохотали – им нравились мыши. Стены, сложенные из круглых некрашеных брёвен, исходили янтарной смолой, и пахло очень хорошо – летом, близкой водой, струганым деревом. Что это Ксения придумала про вонищу?..
Таша обошла музей и оказалась на задворках.
Здесь были ко́злы и гора стружки – вот откуда пахло! – стояли у заднего крыльца два неказистых велосипеда, и тропинка уходила дальше в бурьян.
Саша и Ксения словно в воду канули. Нет, в бурьян.
Таша двинулась по тропинке дальше. Внизу был небольшой овраг, через который, видимо, ходили на соседнюю улицу, чтобы не огибать дворы.
Тут она их увидела. Они стояли на тропинке в самом низу и о чём-то ожесточённо спорили.
Подойти было никак нельзя – они бы её заметили совершенно точно, – и Таша полезла в бурьян. Закачались высокие стебли репейника, крапива выше человеческого роста моментально обстрекала руки и лицо, но Таша ни на что не обращала внимания – она была Джульбарсом на задании.
…Розалия Карловна кричала: «Милиция! Джульбарс!»
Кто сейчас помнит этого знаменитого милицейского пса, которого звали так странно – Джульбарс, – и он совершал какие-то необыкновенные подвиги, ловил преступников и шпионов? Сейчас и милиции никакой нет, есть полиция, как во всех цивилизованных странах.
Таша знала Джульбарса и любила его – дед читал ей книжки о нём!
Стараясь не слишком шуршать в кустах, она подбиралась всё ближе и уже могла расслышать голоса.
– …чего тебе нужно?! – спрашивал Саша, и голос у него был ледяной и злобный. – Только не вздумай мне врать, слышишь, кисуль?! Как ты тут оказалась?! Кто тебя послал?!
– А ты? – шипела Ксения. – Я ведь тоже всё про тебя знаю! Ты зачем явился?! Хлеб мой отбивать?!
– Твой хлеб?! Ты что, дура?! Мы от разных хлебов едим!
Таша выглянула из репейника. Саша тряс Ксению за плечи.
– Если ты полезешь в мои дела или пикнешь хоть слово, я тебя не с борта, я тебя в машинное отделение башкой суну, поняла?!
– Не трогай меня, сучонок!
Он намотал на руку волосы Новицкой и рванул. Таша зажмурилась.
– Ты поняла меня?!
– Поняла, отстань! Я в твои дела не лезу!
– Не лезешь! А откуда ты взялась?! Ты чё, речные круизы полюбила, что ли?!
– Мне заплатили!
Тут Саша пришёл в полное неистовство:
– Кто?! Кто тебе заплатил и за что?!
– От…сь от меня! За что всегда платят, за то и заплатили! Ты тут ни при чём! Понял?!
– А этот откуда?! Хрен с бородой?! Он с тобой?
– Да ничего он не со мной!
– Если хоть одно слово скажешь…
– Иди ты! Ничего я никому не скажу!
Они помолчали, тяжело дыша. Таша присела в своих репейниках и крапиве, чтобы её не заметили.
– Всё, хорош, надо возвращаться, – выговорил Саша. – Фу, жара какая. Где этот твой, бородатый?
– Х… знает, где он! На что он тебе сдался?!
– На то! Мало мне тебя, ещё за ним смотри, чтоб он в Интернете ничего не ляпнул!
– Да он совсем по другой части, – сказала Ксения так, как будто ничего не произошло, как будто Саша только что не тряс её, и голова у неё не моталась как у куклы, и он не наматывал на кулак её светлые волосы. – Я ему нравлюсь. А кому я не нравлюсь!
– Ты, кисуль, всем нравишься! Всем козлам бывшего Советского Союза.
– Сам такой, – огрызнулась Ксения. – Дай мне руку, я в туфлях приличных, а тут кругом… дерьмо сплошное!
– Это не дерьмо, а твоя родная земля!
Они прошли очень близко от Таши, засевшей в лопухах, поднялись к музею и пропали за углом.
Таша выбралась на тропинку. Ей отчего-то трудно было дышать – словно это её только что таскал за волосы Саша, – на белую блузку налипли зелёные репейные колючки и какие-то серые длинные полосы, похожие на выдранные седые космы. Джинсы были все в серой пыли.
Таша стала отряхивать блузку. Серые липкие космы размазывались по кружевам, и там, где они размазывались, оставались неровные пятна.
Колокол, унявшийся на время засады, опять забил набат.
Таша побрела вверх, к музею, запах стружки ударил в нос так сильно, что её чуть не стошнило. Да что с ней такое?!
Народу возле музейного крыльца поубавилось, хотя скоморохи всё продолжали кричать про мышей, огород и бабку с дедом, вся Ташина компания стояла тут же возле лавочек.
Первым её заметил Герцог Первый, крутившийся на клумбе, обрадовался и побежал.
