– Ты, сука, куда? – заорал сержант, и терзавший Савелова страх вдруг обратился в злость. Видимо, на его лице слишком явственно отразилась вспыхнувшая ярость, так как в ту же секунду автомат Бурцева уперся Семену в грудь. Предохранитель был снят, палец лежал на спусковом крючке.
– Назад, придурок. В лапы к амерам захотел? Побежали, – потребовал сержант, с удивительным проворством скользнув в сторону, освободив тем самым Савелову путь к отходу. Семен сгорбился и побежал. Заветная мечта о странах демократии и всеобщей любви отодвигалась на неопределенное время. Пули, казалось, пролетая совсем рядом, продолжали визжать, но ни одна из них не принесла ему вреда. Вскоре они воссоединились с остальной частью группы, и бег по пересеченной местности продолжился.
Бежать по песку совсем не то, что бегать по гаревой дорожке, это Семен почувствовал почти сразу. Он, значительную часть своей жизни проведший в спортзалах, мнивший себя едва ли не Аполлоном, вдруг, как оказалось, вчистую проигрывал этим, по виду вовсе не Геркулесам парням-спецназовцам. Они бежали, увешанные оружием, отягощенные боеприпасами, и только время от времени матерились, а он, давно передавший Григорию Седых свой не слишком тяжелый рюкзак, с трудом переставлял ноги, и это несмотря на то, что с обеих сторон его тянули вперед двое разведчиков. А ведь в самом начале этого длительного забега Семен планировал нарочно притвориться беспомощным, тем самым рассчитывая замедлить скорость уходящей группы. Но вышло так, что притворяться не пришлось, он и без всякого притворства оказался подобен цепи, спутавшей ноги всех остальных. Он хрипло дышал, с каждым вдохом вбирая в свои легкие новые и новые порции летящей навстречу пыли. На его лице, сером от все той же пыли, густо осевшей на влажной коже, отражалось страдание, на осунувшихся щеках виднелись темные полосы пересохших ручейков пота. Сильно хотелось пить, но ту воду, что Семен взял с собой, он уже успел выпить, а попросить воды у кого-то другого не позволяли остатки гордости. Да спецназовцы и сами почти не пили, лишь изредка, кто-нибудь, все так же на бегу, доставал фляжку, чтобы одним-двумя глотками промочить горло.
– Семен. – Савелов повернул голову вправо и увидел, что один из поддерживавших его бойцов протягивает ему полуторалитровую бутылку, она была уже далеко не полна, но в ней все же оставалось еще достаточно много жидкости.
Инженер благодарно кивнул и ухватил предложенную полторашку. Крышечка с нее была услужливо свинчена, теперь оставалось лишь поднести горлышко к губам и пить, пить и пить, но если бы это было так просто сделать, ведь пить следовало на бегу, никто не собирался останавливаться. Рука вздрагивала при каждом шаге, горлышко бутылки и рот страждущего никак не хотели совпадать отверстиями. Семен до крови разбил нижнюю губу, прежде чем ему удалось сделать первый глоток, и это оказалось еще не все. Теперь не хватало дыхания – одним носом дышать не получалось. После очередного глотка вода пошла «не тем горлом», Семен закашлялся. Пытаясь отдышаться, он повис на руках тех, кто пытался его волочить вперед.
– Короче шаг, – потребовал тащивший инженера Бурцев.
– Короче шаг, – хрипло понеслось дальше. Темп упал. Савелов, наконец-то сумев откашляться, вновь попытался прильнуть к бутылке. На этот раз получилось лучше. Он пил бережно, стараясь, чтобы ни одна лишняя капля не пролилась мимо. Это только в кино сильно хотевшие пить люди пьют так жадно, что обязательно половину воды проливают мимо. И это притом, что обычно в таких случаях, согласно ситуации, воды у пьющего остаются последние крохи. В жизни все не так. Испытавший настоящую жажду будет пить, может, и жадно, но бережно. Очень бережно.
Песок наконец-то закончился. Более плотная почва принесла облегчение в беге, но ненадолго – начала сказываться общая усталость организма. Семен вдруг понял, что еще немного, и он просто повиснет на чужих руках. Впрочем, ему, возможно, уже давно пора было так и поступить, но проклятущая гордыня заставляла переставлять ноги. Продолжать бежать было не в его интересах, но и упасть, позволив себя тащить словно бревно, для него, привыкшего всегда быть среди первых, стало бы верхом позора. И он бежал, пусть и с чужой помощью, но бежал. Бежал, выкладываясь так, будто этот забег был для него последним в жизни. И все же, если бы командир отряда не объявил привал, он, пробежав еще с километр, упал и больше бы никогда не поднялся.
Едва прозвучала команда на остановку, Семен не сел, а буквально упал на небольшой серый камень, торчавший из потрескавшейся глины, и, обессиленно опустив руки, закрыл глаза.
– Держи! – Седых бросил ему под ноги рюкзак и, секунду помедлив, не без сожаления поставил рядом наполовину наполненную водой пластиковую бутылку.
– Спасибо, – с трудом выдавил из себя Савелов. Горло саднило, болели легкие. Взяв в руки бутылку с водой, Семен свинтил пробку, поднес горлышко ко рту и, сделав один глоток, закашлялся. Легкие разрывались болью. С трудом подавив в себе желание кашлять, инженер вновь прильнул к бутылке. Пил он медленно. Выпив треть имевшейся воды, Семен с сожалением оторвался от горлышка и, навинтив на него крышку, отставил полторашку в сторону. Потом какое-то время сидел в бездействии. Усталость постепенно отпускала и, поглядев на расположившегося рядом спецназовца, с удовольствием поглощавшего консервированную кашу, Семен и сам почувствовал голод. Он запустил руку в рюкзак, достал оттуда первую попавшуюся консервную банку, содержавшую в себе «Мясо с фасолью», и, вскрыв, принялся есть. Одной банки показалось мало, Савелов достал еще одну, съел, а затем закусил все это шоколадкой. Насытившись, он, выдержав пару минут, запил съеденное теплой водой. Потом побросал пустые банки из-под консервов под камень, сполз вниз на землю, оперся о камень спиной и закрыл глаза. Ноги гудели, болели мышцы спины, но несмотря на это, он вдруг почувствовал необъяснимый покой, где-то на грани восприятия граничивший с необъяснимым блаженством. Так Семен и сидел до тех пор, пока не поступила команда на продолжение движения. Только тогда он спохватился, что не передал сообщения своему куратору. Семен потянулся к карману рюкзака, в котором лежал его навороченный коммуникатор, замаскированный под обычный сотовый телефон, но, сообразив, что не успеет набрать сообщение, сделал вид, что только хотел проверить, хорошо ли закрыл на рюкзаке клапан.
– Начинаем движение, – донеслось до его ушей, и гонка продолжилась. Вскоре спецназовцы достигли подножия гор и начали подниматься вверх.
Они шли, не останавливаясь, до самой ночи, и только когда стемнело и стало слишком опасно продвигаться вперед, Немирович разрешил остановку на ночь.
Семен, выбрав относительно ровную площадку, сел, прислонился к теплому боку небольшого каменного выступа, допил остатки воды и на секунду прикрыл глаза.
Проснулся он от сотрясавшего тело холода. Ветер окончательно стих. На небе сверкали звезды, но на востоке уже появились проблески утреннего зарева. Поняв, что проспал слишком долго, Савелов испугался – из-за своей слабости, отправившей его в сон, он так и не передал сообщение куратору. Семен потянулся в поисках рюкзака и недовольно нахмурился, когда обнаружил его под головой спокойно спящего ефрейтора Седых. Осторожно, стараясь не разбудить спецназовца, Савелов открыл клапан бокового кармана и вытащил оттуда свой, уложенный в прочный чехол портативный коммуникатор. Включив его, Семен в первую очередь определился с местоположением, получив через навигационную систему GPS географические координаты, затем забил их в подготавливаемое сообщение, добавил туда же сведения о составе спецназовской группы и нажал кнопку отправки. Негромко пискнуло, извещая, что сообщение ушло к адресату. Седых пошевелился, открыл глаза, которые несколько мгновений смотрели на поспешно убиравшего коммуникатор в карман Савелова, а затем закрылись. Мгновенно покрывшийся холодным потом Семен мысленно выматерился, ругая себя за то, что забыл убрать звук.
