«Прошары», – невольно усмехнулся Банников и продолжил свои наблюдения. Он бросал взгляд туда-сюда, фиксировал места нахождения людей и имеющееся у них вооружение, положение камней, укрытий, старался увидеть и запомнить как можно больше и на этой основе определить для себя порядок уничтожения целей.
А еще чему учил Банников своих подчиненных, так это тому, что в первую очередь следует научиться выбирать и уничтожать самые важные и опасные цели, самых активно-инициативных солдат и командиров. И вот сейчас он сумел обнаружить именно такую цель: человека, находившегося позади всех и потому вроде бы не представлявшего для группы почти никакой опасности. В таком же, как и на всех остальных, песчаном камуфляже, с винтовкой, приставленной к каменной стене, он ничем не выделялся от прочих, разве что вместо того, чтобы целиться куда-нибудь из своей винтовки, тихонечко обозревал поле боя в компактный, переносной перископ. Рядом с этим человеком находились еще двое: один привалился рядом, второй, сидевший метрах в пяти от этой пары с винтовкой на изготовку, время от времени озирался по сторонам. Казалось бы, человек находился в тылу, не стрелял, не бросал гранаты и вместе с тем как раз он и представлял сейчас главную опасность: именно он был центром – мозгом американского подразделения. И Банников поставил первую зарубку: цель номер один – командир подразделения, целями номер два и три определил пулеметчиков, засевших на небольшом скальном выступе. Целью номер четыре оказался гранатометчик, все никак не решающийся выйти на ударную позицию и произвести выстрел. Целью номер пять – снайпер, целью номер шесть… Разобравшись с целями, прапорщик задумался. Успех его действий определяли внезапность и точность. Он уже успел отдышаться, мышцы слегка отдохнули, и предательская дрожь в руках стала не столь заметна, так что с точностью проблем не намечалось, а что касается внезапности, то тут Банников крепко задумался. Было понятно: первые цели он поразить успеет, может статься, что поразит даже все выбранные в качестве важных и опасных, но как быть с остальными рейнджерами? Он едва сумеет расстрелять тридцать находящихся в магазине патронов, как его обнаружат и начнут «гасить». Даже если в его сторону развернется лишь небольшая часть американских солдат, выстоять ему не светит. Такая перспектива Банникову не понравилась. С другой стороны, какой у него был выбор?
«А что, если…» – в голове у Вадима мелькнула шальная мысль, он начал быстро прорабатывать новый план действий. План, граничивший с безумием и от того вполне применимый к действию. Теперь Банников рассчитывал не только атаковать внезапно для противника, но еще и ошеломить его. Ошеломить не ординарностью своих действий, их полной нелогичностью: Вадим собирался, начав личную вендетту, не уходить в глухую оборону, спрятавшись за каменными укрытиями, а по максимуму, в несколько секунд, уничтожив намеченные цели, пойти напролом, по левому, как ему казалось, менее обеспеченному людьми флангу, прорываясь к своим.
«Дерзость города берет» – перефразировав слова старой песни, Вадим взвесил свои шансы: если брать мерой оценки математику, то вероятность выжить при этом уходила в минус бесконечность, но согласно обратному действию «закона подлости» ему могло и повезти. Огонь обещал быть плотным – подстрелить могли и враги, и свои.
– Что мне бояться? – усмехнулся Банников, вспомнив застарелую шутку относительно собственной персоны: «А что Петровичу война? Плюнуть и растереть, – смеясь, частенько повторяли бойцы. – Ему ничего не страшно, вон башка как блестит, будто отполированная сталь. Голова у него однозначно броневая, пули от лысины будут отскакивать, только в путь…»
– Двум смертям не бывать… – Вадим еще раз прошелся взглядом по местности и, укрываясь за камнями, на четвереньках пополз вперед. Уже изрядно изодранные перчатки окончательно поистрепались, и теперь на камнях оставались кровавые отпечатки от разодранных ладоней, но Банников не обращал на это внимания, ему нужно было еще немного сократить расстояние, отделяющее его от противника. Затем он пополз по-пластунски. Метр за метром, наконец, достигнув намеченного рубежа, а именно большого ржаво-коричневого валуна, из-за которого собирался открыть огонь, Вадим поднялся и, чтоб отдышаться, присел, прислонившись к неровной каменной поверхности правым боком. Посидев несколько секунд, машинально потянулся к радиостанции и вдруг, вспомнив, опустил руку – его внутригрупповая радиостанция оказалась разбита, когда он, преследуя Савелова, споткнулся и неудачно упал на камни. Но как же ему сейчас ее не хватало. Свяжись он со своими, насколько все было бы проще. Ругнувшись на самого себя, Вадим начал готовить гранаты – не вынимая их из кармашков разгрузки, он разогнул и тщательно распрямил усики предохранительных чек. Затем проверил лежавший в набедренной кобуре АПСБ (автоматический пистолет Стечкина бесшумный), ухватил за рукоятку, потянул вверх, проверяя, хорошо ли выходит. Остался доволен. Привел в боевое положение РПГ (реактивная противотанковая граната). Почувствовав, как вновь начало набирать обороты сердце, подцепил ремень автомата на локоть, вскинул гранатомет на плечо, поднялся во весь рост и сразу навел РПГ на цель. Плавно нажал шептало. Гранатомет рявкнул, звуковая волна ударила по ушам, но Банников не обратил на это внимания, пустая труба полетела в сторону, прежде чем граната достигла конечной точки. Когда прогремел взрыв, Вадим уже вскидывал к плечу автомат и грохот разрыва почти слился с двумя короткими очередями – цели два и три залились кровью. А прапорщик уже бежал. По четвертой цели он промазал. Зато пятую – снайпера, не пожалев на него полмагазина, сделал чисто. Не дожидаясь клацанья затвора, Банников выхватил из разгрузки новый магазин, ударом сбил разряженный и вставил новый на его место. Потеряв из виду цель – номер шесть, не целясь, выпустил длинную очередь по спинам сразу четырех попавших в поле его зрения американцев. Добежав до скопления камней, образующих нечто вроде ограждения вокруг лазарета, без лишних сантиментов, абсолютно не мучаясь проблемами совести и по поводу раненых, и по поводу отсиживавшихся там же санитаров, отправил за каменное ограждение осколочную гранату. Взрыв прогремел, когда Банников уже успел пробежать метров пятнадцать, ему даже послышались стоны. «Не будете шариться», – мелькнула мстительно-злорадная мысль. Рядом защелкали пули. Вадим упал, кувырком ушел под защиту небольшого каменного гребня, увидел разворачивающегося к нему негра, дернул стволом автомата, выводя его на цель, нажал спусковой крючок, боек сухо щелкнул.
«Как не вовремя», – Вадим откатился вправо. В то место, где он только что находился, ударили пули. Лежать, оставаясь на месте, было нельзя, следовало прорываться дальше. Рукоять АПСБ мгновенно оказалась в правой руке, незаряженный автомат в левой. Рывок. Почти не глядя, три выстрела подряд в замешкавшегося негра, и тут же изо всех сил отталкиваясь ногами от земли вперед и только вперед, стреляя направо и иногда налево. Патроны в обойме пистолета кончились. Машинально сунул АПСБ в кобуру, одну за другой отправил прямо по курсу две наступательные гранаты, не останавливаясь, побежал дальше. Разрывы воспринял как хлопки. Осколок собственной «РГД-5» пребольно ударил в правое плечо. Споткнулся, падая, успел сгруппироваться и, насколько это было возможно с рюкзаком, перекатом ушел от пуль еще одного вражеского пулеметчика. Услышав совсем рядом английскую речь, отправил туда последнюю гранату. Со скоростью перезарядил оружие. Теперь, по его расчетам, оставалось сделать крайний рывок, и он окажется вне американских позиций. Пистолет убирать не стал, взял в левую руку, автомат в правую, боль от попадания осколка оказалась терпимой. Даже не пытаясь отдышаться, поднялся и побежал, стреляя направо и налево, даже не стараясь смотреть, куда, собственно, летят пули. Автомат щелкнул затвором, извещая об опустевшем патроннике, АПСБ все еще продолжал плеваться выстрелами, но вот и в его магазине закончились патроны. Петрович даже и не подумал перезаряжаться, он только ускорил бег, вложив в него последние остававшиеся силы. Каждый вздох – хриплый стон, икроножные мышцы превратились в камень, и только усилие воли заставляет их выполнять свою работу. Бежал Банников по прямой и не только от того, что на всякие хитрости типа зигзагов у него уже не хватало сил, но и потому, что сейчас считал любое петляние абсолютно бессмысленным. В этом его рывке не было рациональности, одна лишь слепая вера в собственное везение, в удачу, в Фатум. И лишь одна мысль билась в его голове: «Лишь бы не свои, лишь бы не свои».
