Это была хорошая работа. А через две недели наступало следующее Рождество – тоже костюмированное. В прошлом году Юле довелось быть деревянной куклой, имитирующей Божью Мать в декорациях, изображающих вертеп на площади. Это было трудно, но прибыльно: никто больше не мог так убедительно дергать руками, изображая механическую куклу, как пластичная Юля. И слякотным днем, и приморозившей ночью она качала колыбель рукой в деревянном костюме.
А вот сейчас, пожалуйста, олень. Спасибо хорошему человеку, организатору городского декоративного счастья! Юля была старательным и активным оленем. Дети смеялись, взрослые умилялись.
Так продолжалось три дня. Отстояв на улице до закрытия магазина, рождественские артисты выпили вместе, попрощались до завтра и разошлись в разные стороны. Деньги за все это должны были заплатить тридцать первого декабря. После заключительной смены. Много – за все четыре дня, но тридцать первого.
А Юле нужны они были сегодня, тридцатого. Брать в долг – не у кого. Санта-Клаус был не местный, а такой же, как она, охотник. В долг не дал. Он имел две крупные купюры – и не мог ради Юли разменять их. Юля поняла.
Но…
Юля не хотела терять связи с Володей.
Деньги. Как и где угодно нужно было найти недостающие деньги. Которых и надо всего-то сто рублей. Всего сто…
Юля шла вдоль центральной радости. Центральной улицы, предпраздничной радости. Именно здесь, на стекающихся к главной площади улицах, казалось, успешная блестящая радость была самой концентрированной. Она не отпускала того, кто попадал в нее, нужно только было быть кредитоспособным. То есть своим.
Деньги. Раз кредитоспособным, значит, деньги. Неужели она всю оставшуюся жизнь только и будет думать, что про деньги? От этой мысли Юля даже остановилась, хотела заплакать от жалости к себе, но усмехнулась. И снова задумалась, глядя перед собой. По асфальту гнало ветром суетливый окурок. Он дергался, подпрыгивал, докуренный или самостоятельно догоревший до фильтра, никчемный, бессмысленный. Он, наверное, и сам чувствовал свою полную ненужность на земле, потому так и несся.
Юля, стараясь не проводить никаких параллелей, следила за бегом окурка. Взгляд ее натолкнулся на рассыпанные возле урны, что стояла у входа в клуб, цветные призывные флаеры. Какая-то развлекательная акция проводилась в этом клубе для желающих, а эти флаеры давали возможность нежелающим тоже стать желающими прийти на эту акцию, заплатить деньги… То есть реклама, обычная реклама: приходите к нам – и при предъявлении данного листка получите скидку на веселье.
Юля снова усмехнулась. Яркие листки с большими буквами АКЦИЯ сверху, очень мелкими надписями ниже и какими-то солнышками, внутри которых были нарисованы лампочки, вселили в ее сердце решимость. Она присела возле урны и принялась подбирать цветные бумажки. Она еще не знала, зачем они ей пригодятся, просто красивые, а раз в мусоре, значит, ничьи… Подбирала долго, стараясь слиться с местностью, – мимо проходил полицейский. Когда он шел совсем рядом, даже замерла, уставившись в землю. На глаза ей вновь попался знакомый окурок. Он уже лежал ровно, перестал дергаться, остепенился.
Увидев полицейскую спину, Юля поднялась и быстро пошла в другую сторону. До конца дня время еще есть. А значит, она что-нибудь придумает. Вокруг были места, где можно как-нибудь заработать денег. Главное – найти их, эти места.
Юля шла, минуя платные пешеходные переходы. Дворами – так было удобнее всего.
* * *
Грузовая машина с хохлами и елками дерзко прорвалась в центр столицы клятых москалей. Хлопцы и сами не ожидали, что так бодро все получится. Оставив машину с елочным запасом в тупиковом повороте улицы, хлопчики отправились торговать новогодними деревьями по дворам. У всех у них были заготовлены недорого купленные на границе у специального человека недолгие московские регистрации. Не бумажки – настоящие, только рассчитанные всего на двое суток действия карты-индикаторы. При проверке дают отличный результат. Но только двое суток. Успеть – нужно постараться во что бы то ни стало успеть до окончания их срока действия. И с деньгами мчать домой.
Только у Семена не было ничего.
Он и сам не знал, как, встретив святое Рождество, оказался вдруг в пахнущей и колющей елками подпрыгивающей темноте. Подпрыгивала не темнота, а грузовая машина, которая мчалась по ледяным дорогам в сторону Москвы. Постепенно из мрака выплыли лица хлопцев, которых Семен знал без году неделя – то ли пили вместе, то ли мимо друг друга прошли разок-другой. Они объяснили Семену, как он оказался в машине: Семеновы лепшие друзья, услышав, куда направляется мимо проходящая машина, аккуратно подсадили туда пьяного Семена и отправили в Москву – назло русским.
Перепугавшийся поначалу Семен постепенно убедил себя, что он сам по своей воле едет к москалям сшибить с них грошиков на Новый год. Где ехали, что проезжали по пути с родины в Москву, Семен не видел – сначала он спал, потом была ночь, потом утро, потом похмелье. Да и знание местности ничего бы не изменило: все равно нелегальный Семен прятался в елки. Он исколол лицо, руки и опух – стал почти неузнаваем. Но сверить его личность с подтверждающим документом было нельзя – этого документа у Семеновой личности не было в наличности, остался он в хате ридной мати.
Хлопцы-торгаши не сразу узнали об этом. А когда узнали, хотели Семена из машины выкинуть. Но доброта победила – надо же кому-то было оставаться товар сторожить.
Так вот и сидел сейчас Семен под невысоким брезентовым тентом. Темно было среди елок, считай, как в лесу. И холодно. Ждал Семен хлопцев, которые ушли с утра, а уже стемнело, прислушивался к улице, представлял, что там сейчас москали в их хваленой Москве выкаблучивают. И ничего не мог представить.
И тогда Семен решил выглянуть. Стараясь не помять, не подавить елки-гроши, он пробрался к краю, где брезент не был закреплен – оттуда дрожала полоска света. Сначала Семен приник к щели только глазом – и сразу закатил его вверх.
На темно-прозрачном небе сияла полная луна. Семен долго смотрел на нее, родную, вынужденную светить сейчас на кацапскую столицу, и боялся перевести взгляд куда-то еще: вдруг там все такое другое, что и смотреть-то нечего, тьфу! Но постепенно Семен скосил глаз вниз, увидел мелькнувшие фонари, угол дома и снег. Ровный, видимо, с утра упавший. Семен раздвинул лицом брезент и поднял на небо оба своих глаза. Теперь под луну подкатилась пышная серая тучка, и казалось, что луна уселась на нее как на подушку.
Семену стало спокойнее, тревога чуть улеглась. Он старался не думать о том, зачем же его принесло в этот треклятый холодный кацапский городишко! В жизни Семен вообще думал редко, а чего зря думать? Вот и сейчас – начни он думать – да хоть обдумайся, изменить-то уже ничего нельзя, надо сидеть ждать. И все.
Семен уже собрался поясно высунуться на улицу и обследовать то место, где стояла машина. На предмет еды – может, продают где. У Семена было сто русских рублей – хлопцы на крайний случай ему оставили. Поэтому вполне можно выйти, купить съестного – и снова на пост к елкам! Ведь сейчас наверняка только непоздний вечер, так что…
