13
День медленно, точно червяк, вползал в вечер, который, словно маляр, закрашивал солнечные блики серой краской. Будто нехотя, зажигались уличные фонари и методом тыка окна домов. Воздух висел тяжелый и спертый, как перед дождем, видимо, в связи с отсутствием ветра, запропастившегося с самого утра.
Даже курить не хотелось так, как обычно. Костя стоял на балконе Сашиной квартиры и через не могу, делая большие интервалы, втягивал в себя сигаретный дым и с шумом выдыхал его, не испытывая никакого удовольствия от курения. Зачем он курил в таком случае? Ведь мог же не курить, раз не лезет. Ему нравился сам процесс: доставать из кармана пачку, открывать ее, выуживать двумя пальцами за фильтр очередную «убийцу-невесту», зажать ее между губ, пстрыкнуть зажигалкой и наблюдать, как она агонизирует при каждой затяжке, превращаясь в пепел, в который раз думая, что обманул смерть, вернее, дал ей щелбан по носу. Курение у Кости ассоциировалось с игрой со смертью. Сигареты являлись ее представительницами, и он их уничтожал, несмотря на убийственные раны, оставляемые ими.
Пашка, поглощенный Бэтменом, почти не обращал на Костю внимания. Жизнь и приключения героя игры занимали его больше, чем собственная либо жизнь его мамы. Он только два раза спросил о ней Костю, когда тот пришел за ним в сад: где мама и когда придет? Увидев Костю (дети играли на улице), Пашка радостной прытью бросился к нему, смешно перебирая ногами и расставив руки в стороны, чтобы обхватить Костю на весь замах при столкновении с ним.
Как всегда, погулять Пашка отказался, дома его ждал ноутбук, за который он и засел сразу по прибытию домой. Костя сварил пельмени, заварил чай. Они поужинали. Несколько раз Костя набирал номер Саши, но телефон ее оказывался выключенным. Больше он ей не звонил. Однако думать о том, где она могла бы быть, не переставал. Догадаться, что Саша с Тютриным, Косте бы ума не хватило. Да и кому бы пришла в голову подобная чушь? Скорее всего что-то по работе, а если нет, с подружками где-то, которых нет?… По крайней мере, Костя о них не знал. Он отлично помнил, как Саша умела красиво врать. Она врала своему мужу, будучи замужем, когда приезжала к Косте. Сочиняла целые пьесы и разыгрывала их одна в лицах, причем по телефону. Вот бы кому романы писать…
В тот вечер он отмечал день своего рождения. Саша не могла не приехать (это было второе ее посещение Костиного жилья), а муж названивал не переставая, пока она не показала ему театр одного актера, точнее, актрисы, чтобы благоверный успокоился, изображая в лицах и искажая голос уйму гостей, шум, визг, веселье, лопающиеся воздушные шарики, тосты, звон бокалов и т. д.
Саша оказалась единственной Костиной приглашенной гостьей. Она это знала, она это оценила и постаралась, чтобы он надолго запомнил этот день рождения и ее в день его рождения.
Следует заметить, что Саша приехала на такси, поскольку дорога на общественном транспорте от Серебрянки до Малиновки занимала очень много времени, которого и без того не хватало.
Костя встретил ее у подъезда, помог выйти из машины, и они поднялись в квартиру. Шел второй месяц зимы и снег, прилично намело сугробы, а ветер гулял по городу с гусарской удалью, поэтому Саша, на первый взгляд, оделась тепло. На ней были замшевые ботфорты на устойчивом каблуке, зимняя кожаная куртка с капюшоном, с ремнем на поясе и кружевными манжетами на рукавах, телесного цвета колготки. Но под курткой – легкое воздушное шелковое красное платье, больше похожее на комбинацию, при виде которого, точнее, увидев Сашу в этом платье, Костя застыл в восхищении. Саша, как мартышка, для пущего эффекта, еще и повертелась перед ним, добивая сногсшибательной красотой. Ее волосы, свободно лежавшие на плечах и струившиеся по спине, отливали золотом, глаза блестели и искрились от удовольствия произведенным эффектом на Костю, выразительно очерченный рот манил малиновыми губами, обещая рай, грудь, с просвечивающимися очертаниями сосков сквозь тонкую ткань, сводила с ума. Саша никогда не дарила дешевых бесполезных символических подарков, она считала подарком себя, самым лучшим подарком в любой день рождения любого мужчины.
Повесив куртку девушки на крючок в прихожей, Костя пригласил ее к столу, накрытому в комнате. Без особых изысков, он все же понравился Саше. Две откупоренные бутылки портвейна «777» возвышались в центре стола, словно король с королевой, а порезанная закуска в виде ветчины, балыка, колбасы трех сортов, крабового мяса и фруктов вкупе с тарелками салата «Оливье» и вареного картофеля представляли собой окружающих их придворных.
В квартире было тепло, даже жарко, поэтому Саша не пожалела, что так нарядилась, к тому же Костя просто пожирал ее глазами. Она знала его маленькую слабость, поэтому так оделась (вот и пригодилось купленное по случаю платье). Костя признался ей по большому секрету в первую их совместную ночь откровений, что его возбуждает шелк. Саша уже тогда вспомнила про платье и решила, когда наденет его. Ей нравилось нравиться Косте, удивлять, тем более в его день рождения.
Костя включил телевизор, нашел, переключая каналы, музыкальный канал, оставил его и разлил портвейн по одноразовым стаканчикам.
– За тебя! – подняла она свой.
Костя тоже поднял стаканчик. Они чокнулись, выпили, закусили. Потом Костя, будто пес, сорвавшийся с цепи, набросился на Сашу, повалил на пол и подмял под себя, беря ртом в плен ее шею. Она не сопротивлялась, она же подарок. Спустя несколько секунд Костя помог Саше подняться на ноги, а сам опустился перед ней на колени, лицом зарываясь в подол ее платья.
– Как все у тебя запущено, – произнесла Саша, простояв несколько минут без движения. Она погладила Костю по голове, потом больно дернула за волосы на себя, чтобы он смотрел на нее, а не душился тканью. – Может, хватит? – строго глянула сверху вниз. – Я все понимаю, у тебя день рождения и все такое, но… – впрочем, поймала себя на мысли, что ей приятно Костино коленопреклонение. Он был первый, кто стоял перед ней на коленях и поклонялся ей, как богине. Чувство превосходства переполняло Сашу, и с того дня она начала склоняться к тому мнению, что сильнее Кости в моральном плане, что она может подавить его, поработить даже, а ей слабый мужчина ни к чему.
– Извини, – поднялся Костя с колен. По Сашиным глазам он понял, что совершил нечто непоправимое, что-то утратил, но не пожалел о своем поступке, если его вообще можно назвать поступком.
Между тем Саше становилось скучно. Костя заметил это по ее ленивым ответам на его вопросы, по вялым поцелуям и по участившимся тостам. Раз за разом Саша выпивала налитое до дна, но веселье не приходило. Она предложила приниять вместе ванну. Продолжить пить вино в более интимном месте.
Они разделись, забрались в наполненную горячей водой ванну, сели друг напротив друга, выпили. Разговор не клеился. Костя никак себя не проявлял, будто впал в ступор, и ругал собственное бездействие в душе матерными словами. День рождения удался, мать его!
– Ну ты тормоз! – встала во весь рост Саша, возвышаясь над Костей, голая, мокрая, со стекающей вниз водой – Что с тобой стало? Ты не мой Костя! Тебя будто подменили! – сыпанула упреками, как песком в глаза, перелезла на плиточный пол, закрутилась в полотенце и выбежала из ванной.
