– Конечно, – признался Коля Пиноккио.
– Тогда в чем проблема? Ты меня не хочешь?
Коля чуть чаем не захлебнулся. У него и мыслей-то никогда не возникало, способных подумать об ЭТОМ. Да, он представлял себя с Юлей или с кем-то еще в мечтах и грезах, запершись в туалете и имитируя понос, но чтобы так, по-настоящему что-то…
– Ты серьезно? – выдал он.
– А как ты думаешь? – вопросом на вопрос ответила Юля.
– Ну, надо родителей предупредить, – сказал Коля.
– Звони, – протянула Юля ему домашний радиотелефон.
Пиноккио набрал номер.
Подошла мама. Очень обрадовалась, услышав голос сына, а то уже не знали, что и подумать, волновались, переживали за него. Коля сказал, что волноваться не нужно, что с ним все в порядке, но ночевать он останется у друга… Тут Юля вырвала трубку и вежливо, а главное, деликатно, расставила все точки над «i». Успокоила Колину маму и заочно влюбила ее в себя.
– Я люблю стихи и красивое кино, – обняла Пиноккио, зашептала на ухо, – клубнику и вареники с картошкой, песни Эми Ли и Земфиры, романы о космических путешествиях и о приключениях Анжелики. Люблю зиму, потому что в январе мой день рождения, мороженое люблю, но такое, чтобы обязательно с ложечкой. Люблю получать письма по электронке и собирать пазлы, когда нечего делать. До безумия обожаю танцы и шелк. Я обязательно для тебя станцую, для тебя одного, но не сейчас, потом. Так бы и сидела с тобой, не отрываясь ни на миг. Ты даже не представляешь, какой ты хороший! Только не предавай меня…
Юля говорила, как влюбленная взрослая женщина, да она и выглядела как взрослая, поэтому Пиноккио и комплексовал в какой-то мере. Сам-то – пацан пацаном на ее фоне. Шепот Юлин, дыхание ее, горячее и прерывистое, тело ее, трепещущее в его руках, доверчивое и готовое на все, – пьянили и сводили с ума. Она не могла его разыгрывать. Это было бы жестоко. Но и в реальность происходящего верилось с трудом.
– Юля, – тоже шепотом произнес Коля, – ты не играешь со мной?
– Дурак, – прошептала Юля в ответ, поцеловала его глаза. – Пойдем со мной…
Она взяла его за руку, слезла с дивана, потянула к закрытой в спальню двери. Повернув ручку, толкнула дверь от себя, включила верхний свет.
– Заходи, – пропустила Пиноккио вперед.
Пол спальни был застелен зеленым шелком. Стены обиты голубым. Постель из белого атласа на широкой кровати манила тайнами. Шелк первым бросался в глаза и ослеплял так, что глаза больше ничегодругого вокруг не видели.
Коля сделал один шаг и застыл на месте, пораженный зрелищем.
– Раздевайся, – буднично сказала Юля, нарушив сказочное очарование, охватившее Колю. – Я быстро, – она что-то взяла в шкафу и вышла.
Пиноккио быстро разделся и юркнул под одеяло, стесняясь собственного обнаженного тела, с торчащими ребрами и костлявыми плечами. Белый атлас встретил его прохладно. Коля задрожал, то ли от нервов, то ли действительно от холода.
Вошла Юля в соблазнительной белой шелковой пижаме, выключила свет, закрыла дверь на ключ, легла рядом, включив ночник над головой.
– Зачем свет? – спросил Коля.
– Чтобы ты меня видел, – ответила Юля.
Они оба лежали на спине и оба с краю. Руки под одеялом медленно искали друг друга. Нашли. Сомкнулись в замок.
– Я чувствую, что у тебя нет никакого опыта, – как можно мягче и нежнее прошептала Юля, – я знаю это. Но попробуй повернуться ко мне и начать с того, чего тебе больше всего хочется сделать в первую очередь.
Коля медленно повернулся к ней, пододвинулся.
– Без очков ты совсем не видишь? – спросила Юля.
– У меня близорукость, – ответил Коля. – Вблизи вижу хорошо.
– Тогда сними их, – попросила Юля. – Они только мешать тебе будут.
Коля послушно выполнил просьбу.
– Обычно я сплю голышом, – призналась Юля. – Пижаму одела для тебя. Ты должен сам меня раздеть. Не бойся. Это не страшно.
Юля взяла Колину руку и положила себе на грудь. Дыхание и сердцебиение Пиноккио участились.
– Расстегни пуговицы, – управляла Юля, давая вводные, Колей. Тот послушно, но непослушными пальцами принялся расстегивать. Застыл как вкопанный, вылупившись на обнаженную Юлину грудь, как на какое-нибудь чудо света. – Потрогай, – прошептала Юля, гладя его по плечам.
Пиноккио опустил одну пятерню на левую Юлину грудь, вторую на правую, сжимая ладони. Почувствовал биение Юлиного сердца…
Когда Коля заснул, Юля выбралась из мокрой и скомканной постели, накинула халатик и пошлепала в комнату брата. Его пришлось разбудить.
– Чё такое? – спросонья пробасил он.
– Ты должен проследить за Касымом, – сказала Юля. – Он сцепил Хвалея с моим парнем. Представляешь, какие будут последствия?
– Когда разборка? – протер глаза Юлин брат.
– Сегодня в восемь вечера на летней сцене.
– Да фиг с ними, пускай дерутся. Бой же честный, один на один.
– Он не выдержит боя, понимаешь? – разозлилась Юля. – Предотврати!
– Я не могу его запретить, – развел руками брат. – Только остановить, в порядке исключения.
– Вот и останови, – сказала Юля, – только, чтобы не поздно было.
– Сдался тебе этот очкарик?!
– Ты не поймешь, – заявила Юля.
– Чё, хороший такой? – не верил Юлин брат.
– Я же говорю, не поймешь. Сделай, как я прошу, пожалуйста.
– Расслабься, – зевнул брат. – В целости не гарантирую, но в сохранности можешь не сомневаться.
– Спасибо тебе, – чмокнула Юля брата в щеку, пожелала спокойной ночи и вернулась к Коле, уткнулась носиком ему в подмышку, обвив своими ножками его ноги, сладко засопела.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЭПИЗОД 16
Часы показывали пять утра, когда Коля Пиноккио проснулся. Юля тихонько посапывала, прижавшись к нему, ка котенок. Значит, не приснилось. Коля реально спал с ней! Он и проснулся-то оттого, что боялся – померещилось. Коля завидовал сам себе. Гордился собой, поглаживая волосы спящей и голой Юли. У нее была гладкая шелковистая кожа, почти неотличимая от настоящего шелка, родинка на плече рядом со следом от прививки от оспы… Пиноккио лежал на спине, смотрел в темный потолок, а хотелось смотреть в ее глаза. Но нельзя. Юля спала. И все-таки он повернулся на бок, осторожно, чтобы не разбудить, втихаря желая, чтобы она проснулась, прикоснулся губами к ее губам. Губы девочки ответили, потянулись за новой порцией поцелуя.
– Ты не спишь? – шепотом спросил Коля.
Не открывая глаз, Юля ответила:
– Сплю. Но, если хочешь, проснусь.
– Хочу, – сказал тогда Пиноккио.
