– Евгений Станиславович, я серьезно.
– И я серьезно. Проходите.
Женя покачала головой:
– Не, я тут.
– Тут нельзя, тут соседи могут подслушать. У вас ведь секретная информация? – Женька кивнула.
– Тогда проходите.
Пока Женька возилась со шнурками на ботинках, Халтурин метнулся в комнату, произвел там какие-то действия, вернулся, помог Хаустовой освободиться от пуховика, подал тапки-сланцы и мягко подтолкнул к дивану.
– Я ужинал. Присоединитесь?
– Нет, спасибо, – Женька покраснела от досады.
«Дура, – клеймила она себя, – до утра не могла подождать».
– Тогда, может, сока?
– Ага, – кивнула Женя.
– Есть томатный, морковный и апельсиновый. Вам какой?
– Томатный, – подумав, решила Женька.
Евгений исчез на кухне.
Хаустова огляделась. Комната была в состоянии аврала – гора неглаженых рубашек на гладильной доске, стопки газет на всех поверхностях, слой пыли на телевизоре. Халтурин принес сок и перехватил Женькин взгляд.
– Я редко убираю, – извинился Евгений.
«Точнее сказать – никогда», – возразила про себя Женька.
Получив стакан сока, Хаустова отпила, перевела дух и, волнуясь, пересказала то, что услышала от Нинки:
– У моей подруги есть знакомый банкир, так вот он с кем-то по телефону разговаривал, и моя подруга услышала, как он сказал: еще пару дней, и можно заказывать панихиду или заупокойную, не помню точно, ну, не важно… Понимаете? Я, говорит, «дал этому Чубайсу пару дней, но можно не беспокоиться, он ничего не успеет. Так что несите в архитектуру план застройки».
Халтурин смотрел на Женьку с напряжением.
– Евгения Станиславовна, – напряжение во взгляде стало концентрированным, – а знакомый вашей подруги случайно не Божко из «ИнвестТраста»?
Женька пожала плечами. Банков у них не много: два центральных – отделение Сбербанка и Альфа-банка – и местный – коммерческий «ИнвестТраст». Нинка не называла имени банкира, а она не догадалась спросить.
– Не знаю, я не поинтересовалась. Можно позвонить, узнать.
Халтурин протянул Жене телефон.
Через минуту сомнений не осталось:
– Да, это Божко из «ИнвестТраста», – кивнула Женя, глядя на Халтурина.
Женька не успела опомниться, как кризис-менеджер подхватил ее и закружил по комнате, приговаривая:
– Женя, вы даже не представляете, как вы меня выручили! Как вы меня выручили!
Да я за такую информацию должен вас всю жизнь благодарить.
Халтурин поставил Женьку и расцеловал в обе щеки – на горизонте маячил Лондон.
То ли от вращений, то ли от прикосновения жестких мужских губ к щекам, Женька покачнулась, Евгений поддержал девушку, заглянул в глаза:
– Ничего, что я так…
– Ну что вы, – разрешила Женя, – у вас, как я поняла, большая радость. Может, поделитесь?
– У нас, Женя, у нас! Присядьте, – как в кабинете, кивнул Халтурин. – Это общая наша радость, в конце концов, признаюсь, под вашим влиянием я переметнулся на другую сторону.
Женька ни слова не поняла из халтуринского пассажа, но присела и со всем вниманием приготовилась слушать.
Халтурин отодвинул с края столика все лишнее, выдернул из стопки журналов и газет чистые листы бумаги, нашел ручку и начертил на листе квадрат. Написал под квадратом «Завод».
– Помните, Женя, вам задержали зарплату?
Женька кивнула: еще бы она не помнила!
– Смотрите, что получилось. Божко знает, что на счетах завода скопилась большая сумма, и предлагает ББ перечислить эти деньги банку, чтоб заработать несколько миллионов. Прибыль пополам – всем хорошо.
Халтурин начертил другой квадрат, вывел под ним слово «Банк», и рассказ продолжился.
– Дальше: ББ соблазняется, завод перечисляет «ИнвестТрасту» всю сумму. – Халтурин прочертил стрелку от верхнего квадратика к нижнему. – Зарплату за три месяца, квартальную прибыль и деньги от продажи двух фирменных магазинов. Всего около пятидесяти миллионов. В твердой валюте. Банк крутит эти деньги и возвращает заводу. – Халтурин повел стрелку в обратном направлении, от нижнего квадрата к верхнему. – Но возвращает не просто так, а как целевой кредит. Куколев понимает, что банкир его подставил. Спрос на продукцию падает, денег нет, ББ видит, что даже проценты по кредиту платить не сможет. Рассчитаться за кредит завод может только собственностью. Получилось, что большая часть активов фактически уже принадлежит банку. Но банк – это не один Божко, есть еще учредители, – они-то и решили, что завод им не нужен. Лучше построить на этом месте, не знаю, супермаркет.
Халтурин поставил крест на квадрате с надписью «завод» и замолчал. Хаустова сидела тихо, как мышь, только глазами водила за рукой Халтурина.
Мысль, что она как-то влияет на серьезные игры мужчин, придала Жене смелости.
– Для супермаркета место глухое слишком.
– Вот! – Евгений поднял указательный палец. – Соображаете, Евгения Станиславовна, вы приняты в команду. Итак, подведем итог. Нам известно, что завод кредиторы убирают, чтобы начать на его месте строительство. Это означает, что планировался захват завода. Это криминал, дорогая Евгений Станиславовна. Мне надо знать, что они собираются строить? Коттеджный поселок, жилой многоквартирный комплекс или таунхаусы – что? Нужно хоть одним глазом посмотреть проект. Он привязан к местности? Женя, а ваша подруга не может ради завода пойти на риск и выведать подробности строительства?
– Ради завода подруга пальцем не пошевелит, ради меня может кое-что сделать, но шпионить?… – Женя подняла на Халтурина осуждающий взгляд.
– Девушка, а вы знаете, что промышленный шпионаж процветал во все времена и во все времена ценился очень дорого? – с покровительственным видом сообщил Халтурин.
– Не знаю, и знать не хочу. И говорить об этом с подругой не буду. Хотите – говорите об этом с ней сами.
– Ведите меня к вашей подруге, – поднимаясь, велел Халтурин.
* * *
Нинка возвращалась домой другим человеком. Два часа назад это была Нинэль Мелентьева, владелица брачной конторы «Веста», а сейчас… новая Мата Харри, Анна Чапман – кто еще? Других женщин-шпионок Нинка не знала.
Два часа Женькин босс (настоящий красавчик, везет же некоторым), морочил голову Мелентьевой, плел что-то о ментальных и сакральных связях, о земных долгах, о дружбе и высокой жертве. Оказалось, надо выведать у Божко, что собирается строить банк на месте завода. Нинка так напряглась от прелюдии, что вздохнула с облегчением, когда услышала, чего от нее хотят.
Ради подруги Мелентьева готова была на многое, тем более, что ничего сложного в том задании, которое она получила, не было.
