Когда Нинка прибыла в небольшой, уютный ресторанчик, банкир уже принял на грудь, язык у него развязался, и Нинка услышала печальную историю про то, как неосмотрительный, неопытный, наивный, влюбленный до соплей Божко девять лет назад подписал брачный контракт, а по сути – приговор.
Супруга Божко заявила о выходе из состава учредителей банка, от чего банк зашатался: «ИнвестТраст» учреждался на деньги супруги, точнее, ее отца.
Обманутая жена отсудила у банкира их общий дом (в случае измены мужа дом отходил супруге). Общий счет и два раздельных пришлось делить с бывшей уже женой.
Этого противной стороне показалось мало, адвокат жены предпринял попытку уличить банкира в сокрытии доходов, но Божко отбил эту попытку.
Нинка не проявила ни грамма сочувствия, несмотря на вздохи Сергея и непритворную печаль о деньгах.
– Перестань ныть, – выслушав душераздирающую историю об ушедшей любви, попросила Нинка, – не верю, что у тебя не осталось заначек.
– Остались, конечно, – хохотнул банкир, – но разве это деньги? Нинок, я спокойно смогу купить квартирку или домик на Лазурном берегу или какой-нибудь
ма-а-аленький греческий остров, если запущу один очень выгодный проект. Ты хочешь домик на Лазурном берегу?
– Нет, – взъелась Нинка. Мелентьева была всей душой на стороне супруги банкира.
– Нинок, ты чего?
– Женская солидарность – объяснила Мелентьева, набрасываясь на форель, – вот представила, что у меня такой муж. Захотелось его придушить. Я бы на месте твоей бывшей установила за тобой слежку давно, с первого дня знакомства. Наверняка ты всю жизнь гуляешь от нее.
– Гуляю, – признался пьяненький Божко, – а ты бы не загуляла от нелюбимой жены, в смысле, мужа?
– А на фига женился?
– Папашка у нее крутой. Он и подвел нас к венцу.
– Выбрал для дочери мужа?
– Ага, – кивнул отяжелевшей головой банкир, – выбрал.
– Ошибся, выходит, папаша.
– Ошибся, по-крупному ошибся. Но я был очень аккуратен и осторожен. Это на тебе меня переклинило, Нинок, поверь.
– Верю… всякому зверю.
Нинке поняла, почему совместная жизнь с банкиром начала ее утомлять: ей совершенно не хотелось брать на себя ответственность за случившийся развод и выступать в роли огорода, в который все швыряют камни.
– Сереж, значит, теперь ты съедешь от меня?
– Прогоняешь?
– Отвечай на вопрос.
– Я думал, мы вместе переедем ко мне.
– Куда? На Лазурный берег?
– Нет, на Лазурный берег еще рано, давай пока просто купим дом в хорошем районе. Кстати, ты выйдешь за меня?
Алкоголь притупил реакции, Нинка пропустила реплику и с удивленным видом соображала, послышалось ей предложение или нет.
– Чего смотришь? – Сергей подлил шампанского в Нинкин фужер. – Выйдешь за меня?
– Сереж, давай завтра с утра на эту тему поговорим, – усмехнулась Мелентьева, – на трезвую голову.
– Завтра, так завтра, – согласился Божко под пристальным взглядом протрезвевшей хозяйки «Весты».
* * *
…За три последних дня Евгений успел продвинуться только в отношениях с Хаустовой.
Тот вечер, когда жилище Халтурина подверглось настоящему нашествию женщин, закончился непредсказуемым образом.
Приехав с кадровичкой на завод, он вдруг почувствовал вину и невероятную благодарность к барышне, и с нежностью поцеловал ей руку. От руки исходил чистый детский запах. Хаустова вдруг сжалась в комок и отодвинулась.
Распалившийся Евгений с огорчением выпустил Женькину ладошку.
Евгений не понимал, что произошло: вот только что он ощущал желание, исходившее от Жени, и вдруг – какая-то паника.
Евгений связал это с Нинкиным «фордом», который въезжал во двор.
В кабинете Халтурин скопировал самые важные страницы проекта, и, отдавая папку Мелентьевой, еще раз извинился.
Видя, что директор не собирается уходить, Женька не удержалась от вопроса:
– Евгений Станиславович, а вы разве не едете домой?
Евгений бросил быстрый взгляд на Мелентьеву, Нинка поняла намек и убралась из кабинета.
– Мне нельзя туда возвращаться, – со скрипом признался Евгений.
Глаза Женьки, и без того круглые, стали похожи на серебренные двухрублевые монетки.
– А где же вы будете спать?
– В гостиницу поеду или здесь останусь. – Халтурин обвел взглядом кабинет.
– Здесь? – Женькино сердце зашлось от жалости к лишенцу. – Евгений Станиславович, поехали ко мне. Я постелю вам на кухне, на диване. Там Нинка иногда ночует, если стулья подставить, вы поместитесь
Халтурин был сбит с толку окончательно: что она с ним делает? Неужели девушка предлагает ему дружбу? Чушь какая! Вот уж с кем-кем, а с ней он точно не сможет дружить. Есть мужчина у нее или нет? А если есть?
– Это удобно? – спросил из вежливости, по сути, уже приняв приглашение.
– Конечно! – заверила Женька, представляя лицо мамы, когда она обнаружит на кухне спящего мужчину.
«Ну, не в моей же постели», – выдвинула аргумент в свою пользу Хаустова, и на этом все сомнения отпали.
…«Развелась, а в личное дело изменения не занесла?» – гадал Халтурин, опять не находя следов присутствия мужчины в доме кадровички.
Обыск начал с ванной комнаты. Руки мыл с особой тщательностью, обследуя каждый предмет на стеклянной подвесной полке. Никаких намеков. Бритвенных принадлежностей, кремов для бритья – ничего, чем пользуется мужчина каждый день. Три зубные щетки (две взрослые, одна детская – по числу жильцов квартиры) подтверждали: мужчины нет. Правда, нельзя исключать любовь без проживания…
После вареников с капустой, чая с пряниками, бубликами, вафлями, вареньем – вишневым и клубничным – топ-менеджер Халтурин рассиропился и чуть не забыл о делах. Со вздохом поблагодарил Женьку, включил ноутбук и погрузился в анализ документов.
Женька устроилась на диване со штопкой, а Евгений работал с документами и время от времени бормотал:
– Что у нас есть? Пока одни догадки…Женя, как вы думаете, Куколев даст показания против Божко? – Халтурин поставил знак вопроса напротив фамилии бывшего директора и, не дожидаясь Женькиного ответа, продолжил: – Найти бы договор с банком… Где может быть договор? Мы бы заставили суд считаться с таким аргументом. С другой стороны…Да, раскрутить производство… Быстрее проскочить узкое место…
Слушая это бормотанье, Женька чувствовала себя заговорщицей, кандидатом в тайное общество франкмасонов. Это почему-то возбуждало.
Халтурин с новым для себя чувством смотрел на уютную, домашнюю Женьку.
