Родина Николая – красивая сдержанной, местами нищей красотой, была родиной красной рыбы. Нинка рыбой не была, уехала туда, где люди живут. До сих пор саднило от воспоминаний, думала, хуже не бывает, – оказалось, еще как бывает! Не так она хотела провести этот день, видит бог, не так…
Нинка доплелась до кухни, налила коньяку в чайную чашку и выпила, как воду – залпом. Повторила. «Ничего, Нинэль Мелентьева и не такое выдерживала, и пошли они все», – уговаривала она себя.
Тепло разлилось по телу, произошел странный процесс замещения: коньяк – внутрь, слезы – фонтаном – наружу. Нинку, которую никогда никто с детских лет не видел в слезах, затрясло от рыданий. Рыдая и размазывая тушь, Мелентьева набросила куртку, натянула ботфорты, схватила ключи от машины и захлопнула дверь квартиры.
…«Форд» несся по городу на угрожающей скорости – мелькали освещенные ночные улицы. Нинка ехала на автопилоте, сама не зная куда. Уже через несколько минут Мелентьеву тормозил гибэдэдэшник.
В течение ближайшего получаса молоденький сержант установил степень алкогольного опьянения отвязной дамочки и забрал документы, выписав квитанцию на штраф.
Нинку пошатывало не столько от алкоголя, сколько от стресса. Лохматая, избитая, жалкая, несмотря на рост и качественные шмотки, Мелентьева поймала такси, села, забилась в угол салона, как одичавшая кошка, и поняла, что нет плеча, в которое она могла бы сейчас уткнуться и всласть выплакаться.
Из близких людей у Нинки была только Женька, но она не отвечала.
Да и разбавить горе Мелентьевой подруга не могла – Нинка считала заблуждением теорию о том, что подобное лечится подобным.
Решение посмотреть в глаза человеку, который так круто подставил ее, пришло само. Мелентьева назвала таксисту адрес Евгения, и машина полетела в новый микрорайон.
Евгений только успел снять пиджак и стоял в белоснежной рубашке и галстуке перед телевизором. Была у Халтурина такая привычка – первым делом включать в пустой квартире телевизор, создавать эффект присутствия.
Начались новости, когда прозвенел звонок в прихожей
Нинка привалилась к дверному косяку и на мгновение забыв о неприятностях, уставилась на Халтурина. У подруги неплохой вкус, подумала она. Евгений мужик что надо – хоть сейчас на подиум.
– Что-то с Женей?
Евгений впустил Мелентьеву и вспомнил, что Нина ничего не может знать о Хаустовой – последние три дня Женя с семьей находилась в доме отдыха в ста километрах от города.
– Нет, со мной.
Нинка стащила ботфорты сорок первого размера, забросила на вешалку куртку, протопала в комнату и рухнула на диван:
– Выпить есть?
– Конечно
Евгений достал из холодильника водку, поставил перед Нинкой рюмку, два соленых огурца, хлеб, колбасу и сок.
– Профессионально, – оценила натюрморт Мелентьева, – а почему рюмка одна?
– Я не пью.
Нинка фыркнула:
– Ты не поверишь – я тоже практически не пью. Водку пьют либо от разочарования, либо с горя. Раньше у меня ни того, ни другого не было, а теперь и то, и другое. Неси вторую рюмку. – Нинка щелкнула пальцами, как купец в трактире.
– Не пью, – повторил Евгений с такой внушительной интонацией, что Мелентьева не посмела настаивать.
– Будь здоров! – Нинка молодецки хлопнула сто граммов, захрустела огурцом и сморщилась – жевать было больно. Повернула пострадавшую щеку к Халтурину:
– Видишь?
Евгений присмотрелся: левая сторона Нинкиного лица явно отличалась от правой.
– Что это с тобой?
– Это меня Серега приложил. За проект, – внесла ясность Нинка. – Так что теперь думаю: какая дура, почему я его бесплатно тебе принесла?
– Сколько ты хочешь?
Мелентьева стоически доела огурец и с жалостью посмотрела на Евгения:
– А я не деньгами, я натурой возьму.
Халтурин видел, как в глазах Мелентьевой загорается злость.
– Теперь тебе жениться придется на мне.
Евгения не удивил визит Мелентьевой. В его богатой опытом жизни ликвидатора бывало и такое – подсылали девочек. От всех других связей его спасала одна – связь с Гретой. Теперь его спасет Женя.
– Тебя послал Божко?
– Ой, как верно сказано! Послал, – радостно кивнула Мелентьева, – только не к тебе, а гораздо дальше. Бросил он меня из-за этого вонючего проекта. Ты, паршивец, оказывается, сделал копии и предоставил их суду? На фиг было меня подставлять? Никому верить нельзя!
– Нин, пойми, для меня это был самый быстрый способ получить проект. Но у партнера Сергея тоже есть экземпляр, и я мог договориться с ним, а не с тобой.
– Да, но ты обратился ко мне, а не к какому-то партнеру! Кстати, кто он?
– Его я не знаю, – развел руками Халтурин и опять ощутил неясную тревогу, будто приблизился к краю пропасти, – а тебя знаю. Ты не переживай, Сергей к тебе вернется, вот увидишь. Остынет и вернется. Кто это сказал: «Вспыльчивые, они отходчивые»?
– Брагинский с Рязановым сказали, – мрачно просветила Халтурина Нинка. – Спасибо, лучше не надо. Меня бабуля учила: если мужик один раз руку поднял на женщину – все, будет держать ее вместо боксерской груши. Но ты не уходи от темы, друг мой. Я уже раструбила о свадьбе, так что придется тебе моим женихом стать. Так-то вот.
Нинка накрутила на руку халтуринский галстук и потянула Евгения к себе.
– Нин, брось, не глупи. Я не могу.
– Пф, – фыркнула Нинка и расхохоталась пьяным смехом. – Чего не можешь? Ой, мочи нет! Чего ты не можешь?
– Не могу я с тобой, – Евгений с опаской поглядывал на хохочущую Мелентьеву. – Я… мне нравится другая девушка, так что извини. Не обижайся.
– Та, москвичка стильная? И где она? Не наблюдаю в упор, – Нинка обвела широким, неровным жестом комнату.
Халтурин вдруг вспомнил об инкарнации: как кстати было бы прямо сейчас превратиться в шмеля и вылететь в форточку. Косясь на гостью, он встал с дивана. Нинка повисела на галстуке и тоже поднялась.
– Один поцелуй брошенной невесте, – куражилась Нинка, сверкая хмельными глазами.
– Братский.
Халтурин дотянулся, чмокнул Мелентьеву в лоб.
– Как покойницу, – возмутилась Нинка, – на вечную память.
В пьяной голове что-то щелкнуло, понеслись воспоминание о веренице брошенных невест, Ника уронила слезу и припала к груди Халтурина, прочертив помадой длинную полосу вишневого цвета.
– Перестань, Нин, Сергей вернется, вот увидишь. Он любит тебя. Все забудется, – неумело утешал Халтурин гостью. Как вообще утешать такую… верзилу? Евгению неожиданно стало весело.
– Угу, – гудела Нинка, хлюпая носом.
