– Им же не жить, а только посидеть за обедом.
– А если испортят обед?
– Жень, что они – дикари из племени мумба-юмба? Не смогут установить перемирие на три часа?
– А зачем вообще им устанавливать перемирие?
– Ну, например, чтобы Божко вложил деньги в производство – как тебе такая мысль?
– Мысль хорошая, – согласилась Женя, – но тогда перемирие – это не надежно. И трех часов не хватить.
– Ну, мы ж с тобой не для украшения. Поможем мужчинам.
– Если ты собираешься устроить стриптиз – я в этом не участвую
– Мысль хорошая. Я подумаю, – хихикнула Мелентьева.
* * *
…Евгений привез маму домой, оставил ей банковскую карту, показал продукты в холодильнике, поцеловал и умчался на работу.
До Нового года оставалось две недели, на площади города уже готовили конструкцию для елки, а убранные к празднику магазины вовсю торговали праздничными наборами.
На выходе была первая партия рождественских чайных пар и сервизов, и после планерки Халтурин собирался проанализировать баланс, но против воли вспомнил Женю…
Он никак не ожидал, что девушка окажется такой взрывоопасной – просто пиропатрон. Дотронешься, и…берегись. Столько страсти и никакой неуверенности, никакой сонливости. Завоевательница, настоящая валькирия. Кто бы подумал…
Кстати, Халтурин остался менеджером даже в постели – вернул Женьку на завод, в отдел кадров на счет раз.
Евгений ощутил неуместное желание, раздраженно отодвинул бумаги и попросил кофе у Агнессы Павловны.
Пригубив капучино, набрал Женькин номер, нажал соединение.
– Отдел кадров, – прозвучал мягкий голос.
– Привет.
– Привет, – смущенно отозвалась Женька.
– Как ты?
– Нормально, а ты?
Разговор не получался, слова шли со скрипом. Безумно хотелось повторить все, что они проделали прошлой ночью.
– И я – нормально, – все больше напрягаясь от желания, отозвался Халтурин. – Жень давай завтра возьмешь Тему и приедешь к нам с мамой?
– Ой, завтра?
– Да. Завтра.
– А разве мы не идем к Мелентьевой?
– О, черт, совсем забыл. Тогда в воскресенье.
Женька опять ойкнула.
– Ты понравишься маме, не паникуй. Что, до завтра?
– Да, до завтра.
С приездом мамы им с Женей стало негде встречаться. Но почему-то вести в гостиницу девушку, на которой собрался жениться, Евгений не хотел. Гостиницы – они для другого. В смысле, для других…
… – «Ку-ку», – просигналила «аська» на мониторе.
«К вам Любовь Алексеевна Клюева», – писала Агнесса.
«Кто такая, чего хочет?», – отослал вопрос Халтурин. «Администратор гостиницы, говорит, ей нужно с вами встретиться по очень важному делу», – пришел ответ.
«Пригласите», – разрешил Евгений.
Удивление Халтурина сменилось любопытством: он пытался угадать, зачем мог понадобиться Клюевой.
– Здравствуйте, Евгений Станиславович, – как-то подавленно поздоровалась Люба.
– Здравствуйте, присаживайтесь, – пригласил Халтурин.
– Вы в этом кабинете на меня нагоняете страх. – Неуверенная улыбка тронула губы женщины. – Извините.
– Ну, успокойтесь, – посочувствовал Любе Халтурин, – не такой уж я страшный. Кофе будете?
– Если можно.
«Два кофе», – отправил Евгений Агнессе сообщение.
Женщина продолжала молчать, Халтурин пялился в монитор и злился. Он ненавидел такие моменты: не о погоде же говорить, в самом деле? Или стоит?
К счастью, Агнесса появилась довольно быстро.
– Как ваши постояльцы? – нарушил молчание Евгений, когда дверь за Агнессой закрылась.
– О, спасибо, все в порядке. – Люба осторожно пригубила кофе – кофе был горячим. Женщина вернула чашку на блюдце, все еще не осмеливаясь заговорить.
В наступившей тишине слышно было, как Агнесса кого-то осаждает у двери в кабинет Халтурина.
– Любовь Алексеевна, – опять не вытерпел Евгений, – у меня не так много времени.
И тут Люба ударилась в слезы.
– Что с вами? – Халтурин поднялся и уже хотел подойти к женщине, но остановил себя: провокация может иметь любую форму. Сейчас ему только не хватает, чтобы ввалился ОМОН, скрутил его и обвинил в получении взятки или изнасиловании.
Евгений взял себя в руки и вернулся за стол.
– Любовь Алексеевна, я предлагаю вам покинуть кабинет, – жестко сказал он.
– Евгений Станиславович, – еле слышно проговорила Люба, – заберите заявление из полиции.
– Какое? – опешил Халтурин.
– Ну, на вас напали у гостиницы, помните?
– Конечно! – Халтурин все еще не понимал, что привело Любу в его кабинет. – Почему я должен забрать заявление?
– Потому что один из нападавших – мой муж! Ко мне приходили из полиции, у нас камеры наблюдения висят по периметру, и на одной можно узнать Володю.
– Так. Я понял. Это была хулиганская выходка, вы хотите сказать?
– Конечно! Конечно хулиганская, какая же еще? Они напились и решили так на вас повлиять, чтобы вы уехали из города. Они втроем попали под сокращение, – смахивая слезы, торопливо говорила Люба. – У всех семьи. У нас с Вовкой трое детей, у остальных тоже… дети.
– Я понял, идите.
– Евгений Станиславович, вы заберете заявление?
– Да, – зло бросил Халтурин.
– Евгений Станиславович, – Люба неожиданно легко подлетела к Халтурину, схватил и поцеловала руку, – вовек не забуду.
– Прекратите, я вам не священник. Все, все, все! – пресек Евгений попытку Любы припасть еще к какой-нибудь части тела.
* * *
…Женя волновалась напрасно: оказалось, что у мужчин есть, кроме экономики, вполне безвредный общий интерес, и даже не один – рыбалка и охота. Божко тут же принялся травить байки:
– Представляешь, несется на меня (речь шла о кабане). Вес не меньше центнера. Стреляю в холку – промах. – Божко сделал паузу, взглянул на Мелентьеву, застывшую в напряжении, и продолжил: – Перезаряжаю, слышу выстрел – опять мимо! Вижу, набирает скорость, не меньше полста километра в час, тут я стреляю в упор, уже не целясь – попадаю, но он еще по инерции несется на меня. Пытаюсь отскочить, спрятаться за дерево, спотыкаюсь, падаю навзничь, и мысль только одна –«славненько поохотился». И что ты думаешь? Эта туша заваливается на меня сверху. Восемьдесят метров пробежал с пулей. Мужики потом ржали, издевались, называли кабанчика геем.
