Однако клеймо маменькиного сынка пристало, и Халтурин выбрал профессию, стараясь утвердиться как мужчина. Доказать насмешникам, что мягкость в отношении с матерью не мешает быть агрессором и захватчиком.
Финансово-правовой захватчик и агрессор вышел из Халтурина безжалостный, настоящий, первоклассный. Со временем отношения с мамой претерпели изменения, стали покровительственно-снисходительными. И когда Ольга Кирилловна с заплаканными глазами вышла навстречу сыну, Халтурин не позволил ей унижаться:
– Ма, я знаю, что ты любишь меня, и все сделала ради меня. Но принеси мой кейс, пожалуйста, я поеду назад. Все будет хорошо, – гладя по спине вздрагивающую от глухих рыданий Ольгу Кирилловну, уговаривал себя Евгений, – все будет хорошо.
* * *
…Все произошло так стремительно, что очнулась Женька только дома.
Холодея, поняла, что совершила непоправимое, и принялась винить во всем себя.
Дура! Так тебе и надо, нечего было фантазировать. Замахнулась на сокола, а сама сидишь в навозе.
Нинка Мелентьева только усугубила все своей жалостью.
Услышав, как обошлась с Женькой Халтуринская мамаша, Нинка тут же встала на сторону подруги:
– Дура не ты, дура она, из ума выжила на старости лет, лучше бы подумала, каково это в тридцать пять лет с мамой жить. Мужик он или нет?
– Нин, она права, я ему не пара.
– Да что за бред? Ты что, его крепостная? Лучше тебя, верней и преданней этот Халтурин в жизни не найдет. Думаешь, ему нужна бизнесвумен? Чтобы военные действия из офиса переносились домой?
– А ты с Сергеем?
– Ну, что ты сравниваешь? Сергей – это одно, Халтурин – совсем другое. Не перебивай! Так о чем я? А, да! Или думаешь, ему нужна жена-академик? Чтоб целыми днями пропадала на кафедре, вела умные разговоры дома, писала сначала кандидатскую, потом докторскую? Гибрид синего чулка и любовницы. Такая ему нужна?
– Наверное, – всхлипывала Женька, – не знаю, ой, мама-мамочка, как я буду без него-о-о?
– Да погоди ты убиваться! Прибежит и просить прощение будет. Где он еще возьмет такую жену? Придурок.
– Там полно таких! Ой, мама, мамочка, как я теперь бу-у-ду?
– Такую он не найдет нигде. Если он не попросит у тебя прощение за свою мамашу, то выбрось его из головы. Тогда он мизинца твоего не стоит, подруга.
Женька притихла, соображая:
– Нин, а как он узнает, что она мне сказала?
– Давай, я ему позвоню. Хочешь?
– Хочу. Нет! Не хочу.
– Правильно, ему сердце должно подсказать, что ты не просто так удрала тогда, а потому что тебя обидели.
– Тебе хорошо говорить, у тебя Сергей и ребеночек будет. А я? До конца дней одни будем с Темкой.
– Не будешь, не выдумывай.
– Буду. Так мне и надо. Ой-ей-ей.
– Это если захочешь. Но ты же не хочешь?
– Не-ет, не хочу! – выла Женька. – Хочу-у!
Нинка взяла слово с Хаустовой, что она не будет больше реветь, а приедет к ним с Сергеем в гости.
Но Хаустова решила по-другому.
Жене хотелось наказать себя как-нибудь, наложить гражданскую епитимью – лишить себя праздника, усугубить свое одиночество и тем самым искупить вину. И она придумала провести Новогоднюю ночь одна (Артем не в счет, он будет видеть десятый сон). «Достану фотографию Андрея, посижу часик с фужером шампанского перед телевизором и лягу спать», – распланировала все Женя.
Нинке Женя сказала, что встречает Новый год с мамой, маме – что с Нинкой. Как Ульянов с Арманд и Крупской.
Утром 31 декабря благополучно отправила маму к сестре Ирине, и они с Темой остались одни.
…Проводив маму, Женя убрала в квартире, испекла пирог с рыбой, луком и картошкой, по привычке наворотила тазик оливье. После обеда с Артемом поехали на площадь к елке, а потом болтались по улицам среди заряженного алкоголем и предновогодней эйфорией народа, купили мороженое и уже в сумерках вернулись домой. Артемка был подозрительно тихим. Женька присматривалась к сыну, проверила губами лоб – вроде все в порядке. После ужина сын спросил:
– Мам, я хорошо вел себя?
– Отлично ты себя вел.
– И Дед Мороз исполнит мое желание?
– Конечно, сынок.
– Когда?
– Пока ты будешь спать.
– Значит, дядя Женя утром придет?
Женька подняла глаза к потолку, перевела на сына:
– Ох, не думаю, сынок. Дед Мороз исполняет желания с игрушками, а не с живыми людьми.
Посмотрели мультики, поужинали. Женя искупала сына, потом сама приняла душ. Устроились в обнимку на диване.
– Что будем читать? – спросила Женя.
– Про стойкого оловянного солдатика!
Странно, но Женя никогда не любила эту сказку, а Тема ее просто обожал. Пришлось подчиниться.
Женька читала печальную историю и впервые ее по-настоящему задела судьба игрушки. Подумала: «Как много у нас общего с этим стойким солдатиком. Я тоже по воле случая плыла в бумажной лодке, и тоже пошла ко дну. И поглотила меня черная тоска (рыба). Только в отличие от солдатика, я не знаю, откуда я и куда иду».
Сказка закончилась, Женя поцеловала сонного Тему, прикрыла дверь в детскую.
Впервые за последние несколько лет Женя осталась одна в квартире, не считая спящего сына. А Новый год вообще никогда не проводила в одиночестве.
Во дворе велась перестрелка петардами, до Жени доносились радостные возгласы.
За стеной собралась шумная компания, слышались взрывы хохота и пьяные голоса:
– Снегурочке налейте!
Женька стало грустно. Наверное, соседи пригласили Деда Мороза и Снегурочку к детям, а она вот не смогла порадовать Тему.
Телефонный звонок заставил Женю вздрогнуть.
– С наступающим! – заорала Нинка. – Как вы там?
– Нормально, – бодро, как ей казалось, соврала Женя.
– Может, приедешь к нам?
– Нет, Нин, спасибо, я дома буду.
– Чего унылая такая?
– Да нет, все хорошо, – заверила подругу Женя, но Мелентьева не унималась. Она была счастлива и требовала того же от окружающих.
– Брось, приезжай.
Женя представила счастливую, нарядную Нинку с малышом внутри и влюбленного Сергея за праздничным столом, полных надежд и предвкушений, и себя – раненую. Нет, нечего ей делать у подруги, нечего портить людям праздник, она будет зализывать раны дома.
– Нин, может, завтра.
– Ну, давай, не кисни! – велела Нинка, и они простились до следующего года.
