Мария пробиралась сквозь толпу, здороваясь с людьми, о существовании которых даже не знала. Красивый темноглазый семиюродный брат целовал ей руку и нашёптывал комплименты на звучном, но непонятном диалекте. Вдовы в вуалях и элегантных траурных платьях стояли рука об руку с возрождёнными мужьями. Дети пробирались между ногами взрослых, горстями воруя сладости и на бегу запихивая их в рот.
Нейроскопистка из клиники оказалась её дальней родственницей. Мария приложила ладони чашечкой к её уху и прокричала, чтобы перекрыть шум толпы: «Меня уже отсканировали? Моя Копия запомнит всё это?» Нейроскопистка объяснила, что сканирование захватывает лишь воспоминания, уже отложившиеся в виде изменений плотности синаптических связей, а мимолётная электрохимия этого сна будет утрачена навсегда. «Утрачена для всех, кто его не смотрел», – загадочно добавила она.
Мария почувствовала, что просыпается. Испугавшись внезапно, что может оказаться Копией, она силилась остаться в сновидении, словно могла протиснуться назад сквозь толпу, отмотать сюжет обратно и выйти через другие двери. Но видение расплывалось и теряло правдоподобие; Мария ощущала тяжесть просыпающегося тела – ломоту в плечах, распухший язык.
Мария открыла глаза. Она находилась в весело разукрашенной восстановительной палате клиники «Ландау»; прежде чем усыпить, её прокатили везде для осмотра «глазами пациента», так что она точно знала, чего ждать. И всё-таки лишь через несколько секунд ощущение реальности сна поблёкло. Отец мёртв. Бабки и деды мертвы. Не было великого воссоединения. И никогда не будет.
Что касается Копии… Ещё не было даже файла сканирования – только сырые томографические данные, которые не один час придётся обрабатывать, чтобы получить анатомическую карту высокого разрешения. Мария могла изменить решение и не допустить попадания результатов в руки Дарэма. Он заплатил клинике за сканирование, но, если она откажется передать ему файл, он ничего не сможет поделать.
Освещение в палате было мягкое, вдоль стен выстроились оранжевые и синие цветы без запаха. Мария закрыла глаза. Если логические построения Дарэма на что-то годны, сырые томографические данные могут, вероятно, обработать себя сами; может оказаться, что у них есть сознание, как у любой Копии, которую порубили на части и запустили в произвольном порядке. В завершении файла сканирования нет необходимости.
Да и сканироваться-то незачем: те же самые данные наверняка уже существуют, разбросанные по вселенной, будут они когда-нибудь или нет выхвачены из её мозга и собраны, как ей представляется, в одно место.
Собственно, если Дарэм прав, и события, которые, по его мнению, произойдут в ТНЦ-вселенной, смогут найти себя в пыли, – значит, эти события и произойдут, несмотря ни на что. Может, вообще нет разницы, кто бы что ни делал в этом мире. Весь проект «Эдемский сад» – лишний. Каждая перестановка пыли, способная осознать себя, воспринять себя как мыслящее «я», именно это и сделает. И всё, чего она достигла бы, отказавшись от сканирования, – это лишила бы Марию из другой перестановки кажущейся общей истории с её конкретной жизнью. А вместо неё эту роль сыграла бы третья женщина, из другого мира, другой перестановки.
Мария открыла глаза. Она только что вспомнила, что нужно сделать сразу по пробуждении. Каждый сканер был запрограммирован распознавать – в реальном времени, до того как начнётся грандиозная работа по обработке данных, – магнитно-резонансный спектр четырёх-пяти специальных красителей, которые можно было использовать для ориентации и идентификации. Оператор сканера услужливо предложил ей маркер номер три и настроил сканер на «слепоту» именно к этому красителю.
Она вытащила руки из-под простыни. На левой ладони ещё можно было прочитать: «Ты не Копия».
Послюнив палец, Мария принялась стирать ставшие ненужными слова.
* * *
До квартиры в северном Сиднее Мария добралась около половины первого. На кухонном столе Дарэма бок о бок стояли два терминала; в остальном всё было таким же голым, как и в прошлый её визит.
Хотя с технической стороны в этом не было никакой необходимости, Мария настояла, чтобы они с Дарэмом находились физически в одном и том же месте во время того, что он назвал «запуском», – прогона первых мгновений ТНЦ-вселенной в виде программы на реальном компьютере, того самого действия, которое якобы должно зародить независимую самодостаточную вселенную, начинающуюся там, где закончится версия, зависимая от техники реального мира. По крайней мере так можно отслеживать, какие клавиши он нажимает и какие слова произносит, а не гадать, показывают ли ей то, что на самом деле происходит на этом уровне. Мария даже не представляла, от чего пытается защититься, но Дарэм – очень умный человек с кое-какими странными представлениями, и не было оснований для уверенности, что он полностью открыл ей содержание своего бреда. Его клиенты подтвердили часть истории – а у них имелись возможности проверить гораздо больше, чем могла бы Мария, – но всё равно Дарэм и им мог солгать о том, что на самом деле происходило у него в голове.
Ей хотелось доверять Дарэму, хотелось поверить, что она наконец докопалась до истины, но было трудно провести границу, за которой уже не могло быть ошибок. Казалось, они знакомы достаточно долго, чтобы ей можно было не опасаться всерьёз за свою физическую безопасность, – и всё же оставалась возможность, что всё, как она полагала, известное ей об этом человеке, снова окажется лишь итогом недопонимания. Подойди он сейчас к Марии, размахивая взятым с кухонной мойки разделочным ножом, и хладнокровно объяви, что намерен принести её в жертву Духу Новой Луны, она не имела бы права чувствовать себя преданной или хотя бы удивлённой. Ведь нельзя жить на проценты с безумия и при этом считать, что тебе гарантированы обычные рамки цивилизованного поведения.
Дарэм во плоти составлял лишь половину проблемы. Когда программа, симулирующая клеточный ТНЦ-автомат, будет включена, по плану ни она, ни Дарэм не должны вмешиваться. Любое вмешательство извне окажется нарушением правил автомата – фундаментальных законов новой вселенной – и превратит мероприятие в посмешище. Только Копия Дарэма, запущенная на симулируемых ТНЦ-компьютерах, может действовать гармонично с этими законами. Они всегда могут прервать проект, выдернуть пробку, но во всех прочих отношениях контролировать опыт будет Копия.
(Конечно, с точки зрения Дарэма, прерывание симуляции, если что-то пойдёт не так, не предотвратит дальнейшее неконтролируемое расширение независимой вселенной, зато может сохранить им достаточно не потраченного компьютерного времени для второй попытки.)
Стоит вселенной начать функционировать – и руки у неё будут связаны, поэтому повлиять на то, что там произойдёт или не произойдёт, можно лишь через конфигурацию «Эдемский сад», включающую все программы, которые в самом начале запустит ТНЦ-решётка. Часть программ внутреннего запуска Мария написала сама, остальные написал или заказал Дарэм, но она лично всё проверила. Она же встроила туда предохранитель: ни одна Копия, кроме Копии Дарэма, не будет запущена, пока ТНЦ-процессоры не решат математическое уравнение соответствующей сложности. По оценке Марии, всем компьютерным ресурсам реального мира, вместе взятым, не удалось бы решить эту задачу быстрее чем за десятилетие: на такое далеко не хватило бы и тридцати миллионов долларов, даже без накладных расходов. В глазах Дарэма и его последователей помеха была небольшая: непрерывно растущие ресурсы развивающейся ТНЦ-вселенной легко решат уравнение спустя неделю-другую после запуска. Но если такая вселенная не возникнет – и если тест не удастся обойти, – вторая Мария Делука или кто-либо иной ни в коем случае не появится. Она воспринимала это как гарантию, что не случится виртуальный Джонстаун. Только одинокий пророк возникнет на миг и исчезнет из бытия.
