– Купол может скрывать всё, что угодно, – пожал плечами Уайнбергер, – от обычного административного центра до ядерного реактора.
– Радиации в этом районе не зафиксировано, – меланхолично заметил Перетта.
– Я образно. Но конфигурация комплекса весьма необычна: гигантская медуза со щупальцами‑валами. Наши яйцеголовые зашевелили мозгами, получив фотографии, однако их фантазии хватает лишь на «энергоцентры» и «компьютерные комплексы». Данных для анализа мало.
– Данные будут, – пообещал руководитель РУМО.
Уилсон с весёлым прищуром посмотрел на него.
– Признайтесь, Уильям, кто из русских полярников работает на нас?
Перетта тонко улыбнулся.
– Умный парень, замечательный Ай‑Ти‑специалист, жаждет признания, славы и… достойной финансовой оценки своего труда.
– Имя не назовёте?
– После окончания операции, – рассмеялся Перетта. – Прошу прощения, ваше превосходительство, я человек недоверчивый, подозрительный, суеверный, лучше не спрашивайте.
– Хорошо, я вас понял, – сказал Уилсон, пряча в душе досаду. – Перейдём к другим важным делам.
Борт атомохода «Грозный». 18–21 декабря.
Жизнь на борту новейшего ракетоносца, не зря прозванного «зверем из глубин», протекала совершенно буднично, отличаясь от жизни на суше лишь величиной доступного свободного пространства. Не ощущалась ни его скорость, ни глубина, на которой он двигался, не доступный никаким спутниковым системам слежения вместе с самолётами ПРЛО[9].
Баренцево и Норвежское моря пересекли за двое суток со средней скоростью в тридцать узлов. Впервые всплыли на поверхность океана в ста километрах к югу от Исландии – для минутного доклада на базу – через военный спутник – о положении лодки и получения дополнительных инструкций. Снова нырнули под воду и увеличили скорость до сорока пяти узлов.
Вербов даром времени не терял. Заставил всю группу, независимо от званий, компетенций и заслуг, изучить матчасть «Краба», принципы управления батиплавом, рассмотрел возможные аварийные случаи, а Лобанов прочитал для пассажиров пару лекций, описав опыт глубоководных погружений на родственниках «Краба» аппаратах класса «Приз».
В перерывах между теоретическими и практическими занятиями заседали в кают‑компании, слушали рассказы Пальковского о находках в морях объектов, получивших название НПО, спорили о местонахождении пресловутой Атлантиды, о причинах войны древних рас между собой и, естественно, о принадлежности антарктической цивилизации к одной из них. Хотя даже находка с помощью спутникового мониторинга следов каких‑то строений подо льдами южного материка не являлась доказательством существования «антарктической» цивилизации. Как заметил Дрёмов, вполне могло быть, что «подлёдные города» являлись всего лишь курьёзом природы либо в крайнем случае пограничными форпостами древних землян, наподобие нынешних полярных станций.
Впрочем, эту идею археолога никто не поддержал. Пальковский, нередко участвующий в спорах, экспрессивно напомнил уважаемому собранию о существовании сети тоннелей, и дискуссия приняла другой поворот: зачем вообще кто‑то строил тоннели и когда – до обледенения Антарктиды или после?
Ответов, конечно, не последовало. Зато участники экспедиции получили заряд таинственности и настроились на встречу с неведомым, в каком бы виде это неведомое ни проявилось.
Второй раз «Грозный» всплыл на поверхность ночью двадцать первого декабря почти в центре Атлантики, в ста пятидесяти километрах от островов Зелёного Мыса[10].
Капитан Брайдер дал пассажирам добро на короткую прогулку «на свежем воздухе», и Вербов сотоварищи вылезли на палубу ракетоносца, под крупные сверкающие звёзды южного неба.
С минуту молчали, вслушиваясь в плеск волн о корпус подлодки, вдыхая солёный запах океана, всматриваясь в бездонную черносинь небосвода с россыпями созвездий.
– Красота! – тихо проговорила Инга, зябко запахивая куртку под порывом холодного ветра. – Никогда не видела таких звёзд!
Что‑то легонько стукнуло о скулу лодки слева.
Вспыхнул фонарь, на мгновение освещая обрез воды.
Люди на палубе молча проводили глазами пластиковую бутылку из‑под какого‑то напитка, проплывающую мимо.
– Вот вам и красота, – мрачно усмехнулся Лобанов. – По центру океана плавает мусор!
– Ещё в середине прошлого века Тур Хейердал описывал струи мусора, среди которых плыл его легендарный плот «Кон‑Тики», – задумчиво сказал Дрёмов. – С тех пор ничего не изменилось, точнее, мусора стало гораздо больше.
– Всё, чем пользуется человек, – добавил Пальковский с сожалением, – он превращает в отходы.
– Такова природа человека, – пожал плечами Лобанов. – Тупик эволюции, а не вершина, как говаривал один замечательный сатирик. Интересно, существует ли во Вселенной иной способ переработки информации и материи, после которого остаются не отходы, не мусор и грязь, а качественно новое вещество, новая материя, новое совершенство? Как вы думаете, товарищ майор?
Последний вопрос предназначался Вершининой, но ответила она не сразу, односложно:
– Не знаю… хотелось бы верить.
На палубу спустился капитан Брайдер.
– Майор, мы готовы к продолжению рейда. Получены рекомендации с базы, ознакомьтесь. – Брайдер протянул Вербову конверт.
Денис вынул из конверта листок бумаги.
– Посветите.
Матрос, минутой ранее осветивший воду, подошёл ближе, включил фонарь.
Вербов пробежал глазами текст сообщения, скомкал листок, сунул в карман.
– Поговорим в посту управления, капитан.
– Надо погружаться, через десять минут над нами пролетит американский спутник.
– Хорошо, уходим.
Полезли на корпус рубки, по одному ныряя в люк.
Лобанов помог Вершининой, дождался в рубке Вербова.
– Что нам скинули?
– Американцы подогнали к берегам Антарктиды два эсминца и две подводные лодки. Туда же направился их авианосец «Трамп». Мы вполне можем наткнуться на них. Задача осложняется.
– Кто предупреждён, тот вооружён. Они нас не обнаружат, да и не знают, что мы на подходе.
– Всё равно придётся работать по ВВУ.
– Что такое ВВУ?
– Императив тревоги, аббревиатура слов «внезапно возникшая угроза».
– Ничего, не впервой, – осклабился Лобанов, провожая глазами Вершинину. – Эту машину не зря называют истребителем подводных атомоходов, прорвёмся.
– Не хотелось бы начинать подводные войны.
