В самый краешек поля зрения влип прозрачный блик.
Что‑то пискнуло в ухе.
Вербов спохватился, позвал:
– Инга!
Рация тихо просвистела в ответ.
– Инга, ты меня слышишь?!
– С‑с‑лы… ш‑ш… – с трудом разобрал он слово. Сердце заработало быстрей.
– Слава богу, а то я уже запсиховал! Виктора Степановича не видишь?
– Он с‑с‑ле… в‑в… от м‑мен‑н…
– Слева? Не могу повернуть голову…
– Я т‑то‑ш‑ш…ше…
– Виктор Степанович!
Молчание в ответ.
– Он двиг‑гает‑т… ся… там‑м ч‑что‑то сто…
– То есть он освободился?! Как?!
– Н‑не зна‑на‑у‑у…
– Виктор Степанович! Отзовитесь!
Дрёмов не ответил.
Вербов попробовал скосить глаза правее, не смог. Пришла трезвая мысль: если освободился Дрёмов, то смогут и они. Как он это сделал? Мысленно? Напрячь мозги, образно говоря, и приказать этой глыбе раскрыться? Что она собой представляет? Желе, стекло, кристаллический монолит, силовое поле?
Сим‑сим, откройся!
Ничего не изменилось. Он по‑прежнему не мог шевельнуться.
Что за хрень?! Как в асфальт закатали… прозрачный…
По плечам, по всему телу побежали иголочки: сжатые кровеносные сосуды требовали движения.
Вербов попробовал сокращать мышцы таким образом, чтобы они уходили внутрь тела, освобождая внешнюю полость вне тела. Пальцы правой руки закололо сильней. Он внезапно понял, что рука сжимает рукоять автомата (в момент прыжка он готовился к стрельбе), а указательный палец вообще касается спускового крючка.
Так, хорошо, это идея – попытаться нажать на крючок, ведь ход нужен – всего полсантиметра. Ну‑ка, ну‑ка, давай, майор, конфетку получишь…
Вербов напрягся, пытаясь вдавить курок, но цели не достиг, палец не продвинулся и на миллиметр.
А что, если снять напряжение плеча? Мышцы расслабятся, локоть левой руки отойдёт назад, правая подвинется вперёд, и вместе с ней палец… нет?
Он «поиграл» мышцами (подумав при этом: хорошо, что они есть, не такие, как у Шварценеггера, но всё же), и ему удалось расслабить плечи в перекосе так, что правая рука сдвинулась вперёд, и палец вдавил‑таки курок автомата.
Раздалась глухая очередь в три выстрела… и кристаллическая масса, сжимавшая человека, рассыпалась грудой тающих кристаллов‑лепестков. Вербов упал на «водную поверхность», которая вовсе не была (и к счастью!) водой, с высоты одного метра, присел на корточки: ноги затекли, икры свело. Но тотчас же вскочил, озираясь.
Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить ландшафт, окружавший место действия.
Они с Ингой оказались на плоской вершине конусовидного сооружения, накрытой куполом бликующей плёнки, с откосов которого спускались толстые гофрированные трубы. По сути, это и был Купол, только не прячущийся под толщей воды озера и подо льдами, а стоявший на поверхности земли.
Конус окружали сооружения необычных форм: кособокие и винтовые башни – «обелиски», тёмно‑коричневые громады, очертаниями напоминавшие выброшенные на берег морские суда, танкеры и крейсера, и высокие, уходящие в голубоватое бездонное небо мачты.
Над всем этим производственно‑городским пейзажем парили на высоте нескольких километров гигантские «зонтики» и округлые «дирижабли», под днищами которых вихрями кипел горячий воздух, пронизанный сеточками голубых молний. Со спин «дирижаблей» били в небо молнии гораздо большей яркости и размеров, и там, на грани видимости, вспыхивали и гасли клубочки пламени.
Не оставалось сомнений: здесь, в неизвестном районе Земли, вовсе не похожем на укрытую льдами Антарктиду, шла настоящая война! И первой напугавшей Вербова мысль была – они провалились в прошлое, к моменту сражения атлантов (антарктов) и гиперборейцев!
Стал слышен гул, волнами обрушивающийся на конус Буфера. Временами до слушателя долетали серии щелчков и тресков, похожие на выстрелы. Но вывел его из ступора не выстрел, а звон за спиной. Вербов стремительно обернулся, поднимая ствол автомата.
Слева от него в прозрачном «саркофаге», в каком недавно находился он сам, висела Инга, напоминая изваяние самой себе.
Ещё левее, в центре площадки, зыбилась необычная сложная конструкция, верх которой представлял собой статую Дохома, а низ – переплетение всевозможных геометрических фигур, из которого во все стороны торчали змеевидные отростки со светящимися шариками на концах.
Дрёмов был здесь. Он стоял спиной к Вербову, лицом к изогнутой светящейся полосе, и держал ладони на двух отростках, шевеля ими в разные стороны, как будто это были джойстики.
– Виктор Степанович! – хрипло крикнул Денис, направляя на археолога ствол автомата.
Дрёмов слегка повернул голову, косо глянув на майора, но руки с «джойстиков» не убрал. Маски на его голове не было.
– Вы всё‑таки рискнули.
– Отойдите от этой штуковины! – Голос прозвучал глухо, и Вербов тоже сбросил кислородную маску, повторил приказ.
– Не могу, Денис Геннадиевич, – виновато проговорил археолог. – Процесс запущен, не мешайте мне закончить дело.
– Какое дело?
– Хочу инициировать программу перехода.
– Какого перехода?
– Матрица поля вмещает в себя множество параллельных временных линий, куда можно отправить объект любого масштаба. Если её не перепрограммировать, война Гипербореи и Атлантиды, – Дрёмов кивнул подбородком на сверкающие «дирижабли», – может вырваться и в наше время.
– Отойдите от машины!
– Вы не понимаете…
Вербов дал короткую очередь в воздух.
Пули вонзились в почти невидимую плёнку над конусом Буфера и расплылись язычками огня.
Дрёмов дёрнулся, отскочил от светящейся консоли, вытянул ладони вперёд.
– Ради бога, не стреляйте! Иначе мы никогда не вернёмся в своё время!
– Стойте, где стоите! – Вербов попятился к стеклянному «саркофагу» Инги, не сводя глаз с археолога, выстрелил по цоколю кристаллической глыбы.
«Саркофаг» опал грудой тающих сколов, Инга свалилась на блестящий, играющий рябью, как вода, пол на четвереньках, подхватилась на ноги.
Дрёмов посмотрел на неё, колеблясь.
Девушка начала вертеть головой.
– Что здесь происходит?! Где мы?!
– Отвечайте, – качнул стволом автомата Вербов.
– Долго объяснять…
– А вы покороче.
