В этнополитической доктрине ельцинской эпохи были восстановлены принципы, которые официальная пропаганда советского времени не востребовала из наследия большевиков. Наиболее ярким проявлением этой преемственности была организация кампании борьбы с «русским фашизмом». Аналогичное проявление — вспыхнувшая было кампания в пользу необязательности русского языка в новой местной системе образования, вводимой под предлогом реализации принципа ненасилия и соблюдения прав на обучение на национальном языке.
Основной чертой этнополитики ельцинизма был переход к рассмотрению русских как этноса (а не суперэтноса и не нации) — то есть, однородного племенного образования, отличающегося от прочих племен только своей численностью (последнее, правда, никогда не принималось во внимание). Новым явлением стала открытая консолидация этнических элит в борьбе за привилегии, образование «интернационалов» национальных меньшинств без участия русского народа (Миннац, Комитет ГД по делам национальностей, Ассамблея народов России и др.). Законодательство предоставило легальные возможности для этнического обособления, проводимого за счет бюджетных средств (система национально-культурных автономий).
Ельцинизм привел к болезненному обострению этнического самосознания и тяжелейшим межэтническим конфликтам, возникновению этнического паразитизма — набора необоснованных привилегий, которыми наделяются национальные меньшинства в сравнении с русским большинством; подавлению всех проявлений русскости, утрате образа страны, распаду власти и «верхов» общества на клановые группировки (в значительной степени имеющие этнический характер).
Доктрина этнополитики ельцинской России опиралась на ряд базовых принципов, которые были реализованы в рамках достаточно узких возможностей кризисного периода и, главное, официально признаны как руководство к действию в стратегической перспективе:
• свобода самовыражения духовно-нравственной (культурной) самобытности;
• право на образование на национальном языке;
• право на преодоление последствий ранее до пущенных дискриминаций по национальному признаку (реабилитация и компенсация за депортации и репрессии);
• равные права народов при различных формах их конституционного самоопределения с обязательным условием сохранения целостности российского государства;
• равная суверенность и ответственность республик, краев, областей и национальных автономий при сохранении традиционного статуса вхождения в Федерацию, многоуровневая государственность;
• государственная поддержка малочисленных народов;
• право этих народов на свободное распоряжение природными богатствами и ресурсами;
• квотное представительство «основных национальностей» в представительных органах, расширение присутствия этнических меньшинств в высших эшелонах власти, в правительстве, дипломатическом корпусе, в армейском руководстве;
• право на судебное расследование с учетом национально-языковых особенностей.
Анализирую этнополитику ельцинского периода, мы должны исходить из того, что любая политическая программа исполняется не буквально. Она лишь вызывает к жизни определенные архетипы (которые при отсутствии данной программы могут в течение длительного времени находиться как бы в «замороженном» виде) или политическую практику реализации групповых интересов.
Право на преодоление допущенной дискриминации по этническому признаку всегда может быть интерпретировано как оправдание дискриминации по отношению к людям, не имевшим никакого отношения к прежним конфликтам между властями и этносом. Тогда равенство прав народов нарушает равенство прав граждан. Даже незначительный дисбаланс здесь может стать источником политического капитала определенной части властных и околовластных этнических группировок, разжигающих вражду между народами.
Неверно интерпретированный тезис о поддержке малых народов может ущемить права остальных народов России. Например, свободное использование природных ресурсов малыми народами может приводить к распродаже национального достояния за пустяковые услуги авантюристов. Внедрение этнических меньшинств в органы власти нарушает естественно складывающееся представительство.
Допустим, что начинает реализоваться программа обеспечения свободы выражения этнической самобытности. Самобытность тут же совпадет с пренебрежением к общенациональному укладу, отказом принимать нормы поведения, принятые в ведущем общенациональном типе культуры. И тогда мы видим на среднерусских базарах армию торговцев с Кавказа и из Средней Азии, плохо понимающих по-русски, пренебрегающих традиционным укладом местного населения и создающих криминальные сообщества по принципу этнической солидарности.
По тем же самым причинам право на образование на национальном языке при хроническом дефиците средств на общенациональную программу образования сплошь и рядом будет реализовано как право навязывать образование именно на языке «титульного» этноса при ущемлении права получать образование на государственном языке. Данное положение наблюдается в ряде внутренних российских республик, где произошло сокращение русских школ и введение «двуязычия», а местный язык навязывается в ущерб изучению европейских языков. Здесь этницистами использована методика прежней власти — «удовлетворение все более растущих потребностей». В данном случае речь идет о мощно заявляющих о себе потребностях локального значения, отнимающих ресурсы у общенациональных образовательных программ.
Межнационалы-сепаратисты предлагают для России в качестве основной формы сосуществования народов ни много, ни мало — двуязычие и даже многоязычие. То бишь каждый гражданин России должен знать два и более языка. В принципе, тезис кажется привлекательным. Но есть ли на это силы, возможности? По всей видимости, ответ напрашивается сам собой: в сегодняшних условиях Россия не может превратиться в страну полиглотов, освоивших «титульные языки», пригодные лишь для бытового общения среди ограниченного круга лиц. Поэтому изобретается особый способ насильственного внедрения многоязычия — создание привилегий «титульным» этносам при избрании на выборные должности. Такой привилегией становится знание «титульного» языка.
Этносепаратистами была прописана целая система мер, в значительной степени укоренившаяся как образец, к которому государственная политика должна стремиться: отказ от приоритета развития одних языков (читай — русского языка) за счет других, оказание помощи «потенциально слабым языкам», придание статуса государственного языка языку «титульной нации», создание языковых резерваций для дошкольников, поддержка языков этнических диаспор за счет сотрудничества «суверенных республик» и т. д. Все это вошло в практику ельцинской России.
«Этнополитика: от теории к практике», 2001
Регулирование миграции
Весь XX век развитие России происходило при полном пренебрежении к человеческому факторы — не в части формирования мировоззренческого облика гражданина (с этим, можно сказать, усилия правящих слоев были даже избыточными), а в самом что ни на есть простейшем смысле экономии «человеческого материала». Пренебрежение к высказанному еще Ломоносовым принципу «величие России состоит в сбережении и размножении русского народа» носило последовательный характер — политические режимы никогда не считались с жертвами и не интересовались численностью будущих поколений.
