— Я знаю.
— Хорошо. Мои коллеги… многие мои коллеги придерживаются мнения, что в случаях, когда дар начинает вредить его обладателю, следует его купировать. Хирургическим путем. Внешними ограничителями. Медикаментозно. Это официальная точка зрения.
Он разглядывал спящую женщину с жалостью, но, поскольку та была искренней, Мэйнфорд готов был жалость простить.
— Как по мне… они калеки. Лишить дара — это хуже, чем лишить желчного пузыря. Или селезенки… о функциях селезенки редко кто задумывается. А вот дар… года три… или четыре… пять — от силы. На препаратах. Искусственное счастье и радуга по расписанию. Волшебства по расписанию не бывает.
— Понимаю.
И они оба замолчали. В тишине слышно было тиканье каминных часов и еще шелест дождя за окном. Звон капли, выбравшейся из крана. Мэйнфорд так и не добрался его починить.
А теперь и не нужно.
Они уезжают.
К морю.
Вдвоем.
— Но она… — Мэйнфорду невыносимо тяжело было просто смотреть. Хотелось дотянуться. Лечь рядом. Тельма свернулась клубочком и, значит, опять замерзает. А его сила согрела бы.
Он бы пригладил взъерошенные ее волосы.
И пересчитал позвонки на шее, колючие, упрямые.
Дохнул бы на щеки, отогревая. Провел пальцем по бесцветным ресницам… потом, когда гость уйдет. А он не задержится надолго. И надо будет сказать спасибо, что пришел по первому зову.
— У любого есть предел прочности. К своему она точно подошла. И шагнула дальше. А это чревато. Оправится ли? Я бы сказал, что шансы неплохие. Во всяком случае, я не вижу необратимых изменений. Однако сама она сейчас не стабильна. И не будет стабильна долго… неделю. Месяц. Год. Меньше или больше. Все глубоко индивидуально. Чужой разум… это сродни вирусу… либо ее организм справится, либо… они оба погибнут.
— А такого, чтобы…
— Вытеснить и занять тело? Нет, невозможно.
Это хорошо. Почему-то смерть представлялась Мэйнфорду куда меньшим злом, нежели угасание Тельмы и замена ее этим… ублюдком.
— Я знаю, что эксперименты проводились. Над людьми, лишенными не только дара, но и личности, — произнес целитель — надо будет все-таки поинтересоваться его именем. — Однако ни один не увенчался успехом. Они все думали о личности, но не задумывались, из чего эта личность произрастает… базовые структуры. Элементарная физиология, которая вовсе не элементарна. В «Тэйн-гарден» удалось пересадить человеку сердце другого человека. Это прорыв. Только вот тому, который с сердцем, придется до конца жизни своей сидеть на лекарствах, потому что организм его точно знает, что сердце это — чужое. Разум на несколько порядков сложнее сердца. Нет, замещения бояться не стоит. Или она выживет, или…
Он поднял бокал с остатками коньяка.
Хотя бы честен.
И если так, быть может, Мэйнфорд совершает ошибку, увозя ее? Быть может… он ненавидит больницы, но если Тельме там помогут? Таблетки? Ограничения? На время и только.
Зверь заворчал.
Он верил целителю, а Мэйнфорда полагал идиотом. Пожалуй, заслуженно.
— Глубокое сканирование было бы точнее, — целитель смотрел прямо и с вызовом. — Но если повреждения будут… чуть больше нормы… или почти на границе нормы… вы готовы отдать свою женщину под патронаж Совета?
Твою ж…
Идиот.
Действительно идиот.
Ментальная магия. Первый уровень. И красный код — опасности при потере самоконтроля. Ее просто заберут, если Мэйнфорд позволит. Но ведь он не позволит? Они со Зверем не позволят.
— Поэтому просто уезжайте. Я дам вам травяные сборы… она сильная. И если вам повезет, вы справитесь. А нет… я одно время работал в Гавани… знаете, какой там процент самоубийств?
Мэйнфорд покачал головой: не знал и знать не желал.
— Я напишу, что произошла самопроизвольная блокировка… иногда случается… организм — система по-своему разумная. К службе она непригодна. Длительный реабилитационный период и все такое…
— Спасибо.
— Не за что… — целитель отставил бокал и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза. — А с городом и вправду что-то случилось… это хорошо… я бы не отказался еще раз посмотреть на радугу.
Этот гость явился незадолго до полуночи.
Мэйнфорд знал, что его отъезд не всем придется по душе, но надеялся успеть. Зря.
Звонок.
И Тельма хмурится во сне.
— Я скоро, — Мэйнфорд прячет светлую прядь за ухо. — Мы будем говорить, а ты спи… тебе надо больше спать и больше есть. Так целитель сказал. А этому я, пожалуй, верю.
Она вздохнула.
— Доброй ночи, — гость явился один.
Знак доверия? Или просто он не уверен в результате беседы, а потому не желает лишних свидетелей?
Он был высок. Сухощав. Сдержан.
Благородная седина на висках. Небольшие залысины вполне естественного вида. Морщины… такие, как этот человек, не прячутся за возможностями современной медицины. Напротив, их годы — их оружие, только использовать его надо с умом.
— Доброй, — Мэйнфорд втянул воздух.
Запах крематория въелся в кашемир пальто. И к зонту привязался, но человек его не ощущал. Он привык к разным запахам, научился их игнорировать.
Зря.
Коньяк и сигары. И значит, была еще одна беседа… кожа и полироль — автомобиль. Оружейная смазка — охрана, которая незаметна, но держится неподалеку.
— Вы позволите мне войти? — гость сложил зонт.
— Конечно. Чувствуйте себя как дома, — со смешком произнес Мэйнфорд. — Располагайтесь. Я сейчас…
Вести его в спальню?
Нет.
Но и Тельму Мэйнфорд не способен оставить без присмотра. А потому сделал единственное, что пришло в голову, — завернул в халат и вынес в гостиную. Уложил на диван. Сел рядом…
— Девушке нездоровится? — вежливо поинтересовался гость.
Зонт он устроил у стены. А сам занял кресло.
Поза расслабленная, но без тени агрессии. Руки лежат на подлокотниках. Красивые. С белыми пальцами, с черным перстнем на мизинце.
Вдовец?
Выразить, что ли, сочувствие?
— Она приняла снотворное.
— Тогда, возможно…
— Она останется.
— Мне говорили, что вы — личность весьма специфического склада, но я, признаюсь, не верил, — Мэйнфорда разглядывали.
Но это тоже игра. Рассмотрели его уже давно. Взвесили. Оценили. Убрали в коробку запасных фигур, и вот теперь, получается, пришло время и для него. Сочли годным?
Перспективным?
