— Теперь справится и без меня. За ним есть кому присмотреть.
— И что ты будешь делать?
— Отвезу тебя кое-куда. Есть у меня одно местечко. Там море… у него настроение меняется часто, оно шепчет и иногда поет, и голос его заглушает другие. Ты поправишься.
Безумие — не ветрянка, само не пройдет. А с другой стороны… Мэйнфорд лучше, чем кто-нибудь, способен понять, что такое голоса в голове.
— Мы пригласим целителя… того, помнишь? Я заплачу ему… у меня много денег.
— И у меня…
— Видишь. Если понадобится, мы прямо в замке госпиталь и организуем. Но мне кажется, что ты просто устала.
Его сила прогоняла холод.
Его пламя успокаивало, уговаривало поверить: все будет именно так, как Мэйнфорд говорит. И значит, Тельме вовсе не обязательно умирать.
Да и как, если она не видела моря?
Смерть обождет…
Противный смешок в голове Тельма постаралась игнорировать.
— Ты знаешь, что я питаюсь твоей силой… это… это…
…правильно. Только так она сумеет удержаться на краю. А если выпьет всю до капли, то…
— Знаю, — Мэйнфорд поцеловал ее в висок. — Если тебе от этого легче, то пожалуйста. Мы не против.
— Зверь…
— Никуда не делся. Он о тебе беспокоится.
— Я в порядке.
— Врешь.
— Вру, — охотно согласилась Тельма. Сейчас усталость навалилась вновь.
— Ты ела?
— Не знаю… не помню… давно, наверное…
— Ты посидишь минутку? — Мэйнфорд перенес ее на кровать. — Я соберу твои вещи… если что-то очень нужно, говори, я…
Тельма покачала головой. Она наблюдала за тем, как он собирается, запихивая в сумку все, на что падал взгляд. Серые костюмы… если она увольняется — а без Мэйнфорда в Управлении ей нечего делать, — их надо будет сдать коменданту. И бляху. И…
…за ней числится список на полтора листа материальных ценностей, включая ластик, ручку и три карандаша. Про карандаши она точно помнит.
— Я думала, ты на похоронах…
— Мне там нечего делать, — Мэйнфорд попытался запихнуть и медведя, а когда тот отказался, то сунул игрушку Тельме. И странно, но ей стало спокойней.
— Он был твоим братом…
— Ну да… а Джесс — сестрой. Мать — матерью, отец — отцом… только семьей они моей не были. Ты и Кохэн — все, что у меня есть… ты есть.
— А…
— Он там, где должен быть, — Мэйнфорд встал на колени. — Послушай… эта история… о ней никто и никогда не скажет правды. Будут официальные версии. Закрытые протоколы. Найдут пару-тройку виновных. И мне повезло, что меня исключили из их числа. Но остаться в городе я не… могу и не желаю. Понимаешь? И если тебе надо…
— Нет.
Зачем ей Нью-Арк? Он по-своему красив: что Остров, вновь поднявший радужные щиты, отделяясь ими от всего остального мира, что благообразный Первый округ… что даже хаос Третьего. Но зачем Тельме Нью-Арк без Мэйнфорда?
— Я с тобой.
— Умница, — Мэйнфорд протянул руку. — Идти сможешь?
Тельма смогла.
Уснула она уже в машине.
Спящей она выглядела такой юной и беззащитной, что смотреть было больно. Мэйнфорд отвернулся бы, если бы не боялся, что, отвернувшись, упустит момент.
Он однажды уже едва не опоздал.
Стоило вспомнить, что ощущение скорой беды, выгнавшее его из дому, что бег по улицам — машина показалась слишком медленной, что дом этот… он ведь думал, что Тельме просто нужно время все обдумать, а она…
Узкая лестница.
Вонь.
Вой чей-то горестный… странно, что это место нисколько не изменилось.
Дверь, которая вывалилась из проема, стоило чуть надавить плечом.
Тельма, застывшая перед окном. И нож, прижатый к горлу.
Нет, хватит играть в политесы. Больше Мэйнфорд не позволит ей уйти. И не отвернется, из вежливости ли, из признания за женщиной права на личное пространство… может, позже, убедившись, что она пришла в себя, Мэйнфорд подумает о вежливости и правах. А сейчас он просто присмотрит.
Это ведь не сложно.
Она спала. Мирно. Спокойно. Зажав в руке раковину, которую он выкопал в ящике с барахлом. И улыбалась, и не слышала ничего, кроме голоса моря.
И даже не шелохнулась, когда появился целитель.
— С ней все будет в порядке? — Мэйнфорд осознавал, до чего наивен и даже нелеп этот его вопрос, но все одно не удержался.
И хмурый целитель, с виду еще более усталый, чем в прошлый раз, пожал плечами.
Как это понимать?
— Если хотите, — он смотрел на Мэйнфорда с жалостью, и, пожалуй, вынести ее было куда сложней, чем назойливое любопытство стервятников, — я могу сказать, что с ней все будет в порядке. Но ведь вы не поверите.
Мэйнфорд постарается, но…
— Лучше правду.
Он указал на кресло.
— Хотите выпить?
— Хочу, — целитель потер глаза. — Устал… этот город изменился.
Хоть кто-то почувствовал. И стоило бы порадоваться, но сил на радость не осталось.
— Изменился, — подтвердил Мэйнфорд.
— Дышать стало легче. И некоторые мои пациенты… одни умерли, но жалеть не стоит, эти были безнадежны, — целитель принял в ладонь коньячный бокал и не стал возражать, когда Мэйнфорд наполнил его коньяком не на палец, как то положено, а до краев.
— Они умерли счастливыми… один… вряд ли вы его знаете. Он работал при Втором управлении, но… не суть дело. Он сказал, что видел радугу. И не только он. Я сам ее видел. А радуга — это волшебство. Не магия, нет. Настоящее волшебство… и дышать определенно стало легче.
— Закуски нет.
— Переживу, — целитель не вдыхал аромат благородного напитка и смаковать коньяк не пытался, пил крупными глотками, как пьют чай или воду. — Я тоже устал… и по-хорошему вам завидую. Вы ведь уезжаете… и ее увозите. Правильно. Увозите. Я дам заключение… главное, чтобы шеф подписал…
— Подпишет.
Шеф старался не смотреть на Мэйнфорда, когда вновь говорил о политике, правилах и о том, что на него давят. О необходимости реформ, реструктуризации и… и плевать.
Подпишет.
Тельма будет свободна.
— Уезжай. Увози ее, и подальше. Ей сейчас нужен покой, — целитель смотрел на Мэйнфорда сквозь коньячную призму и потому сам выглядел желтоватым. — И еще… тебе станут говорить про госпиталь… там условия и все такое… там и вправду зона пониженного давления. А еще препараты… и эти препараты подавят симптомы. Сделают ее счастливой, только…
