Однако в Мадриде немецким наблюдателям повезло перехватить письмо, отправленное вами мерзавцу Ладу. В этом письме вы подробно описываете свой разговор с высокопоставленным немецким офицером, назначившим вам встречу прямо под носом у французских агентов.
«Он спросил меня, удалось ли мне раздобыть какие-нибудь сведения и отправила ли я их? Быть может, мои донесения просто затерялись? Я сказала, что нет. Он захотел узнать имена тех, с кем я вступала в сношения, и я назвала своего нынешнего приятеля Альфреда Киперта.
Он пришел в бешенство и закричал, что не желает ничего знать о моих любовных связях, в противном случае ему пришлось бы провести целый день, заполняя страницу за страницей английскими, французскими, немецкими, голландскими и русскими именами. Я сделала вид, будто не заметила его вспышки, тогда он успокоился и предложил мне сигарету. Я закурила, приняла соблазнительную позу и стала покачивать ногою. Видимо, он решил, что собеседница ему попалась с куриными мозгами. “Вы должны, – сказал он, – извинить меня за несдержанность. Я очень вымотан. Целыми днями занимаюсь поставкой оружия и боеприпасов в Марокко”. После этого я выманила у него пять тысяч франков, которые мне задолжал Крамер. Он сказал, что вообще-то не уполномочен, но что непременно даст распоряжение консульству в Гааге разобраться. “Мы всегда платим по нашим счетам”, – сказал он».
Итак, подозрения немцев подтвердились. Дальнейшая судьба консула Крамера нам неизвестна, но ни у кого не осталось ни малейших сомнений в том, что Мата Хари – двойной агент. Наш пост радионаблюдения, установленный на Эйфелевой башне, перехватывал большую часть ваших переговоров, но их невозможно было расшифровать. Ладу читал ваши донесения, но, похоже, не верил ни единому слову и даже не попытался проверить полученные от вас сведения. И тут из Мадрида в Берлин летит телеграмма. Тоже шифрованная, разумеется, но французы – и немцам прекрасно об этом известно – уже подобрали ключ к этому коду. Эта телеграмма и стала главным доказательством вашей вины, хотя не содержала ничего компрометирующего, кроме вашего “nom de guerre”
[1]:
«Н21 ПОЛУЧИЛ ИЗВЕСТИЯ О ПРИХОДЕ ПОДВОДНОЙ ЛОДКИ НА БАЗУ В МАРОККО И ВЫЕХАЛ В ПАРИЖ С ЦЕЛЬЮ ПОМОЧЬ В ОРГАНИЗАЦИИ ПЕРЕБРОСКИ ВООРУЖЕНИЯ И БОЕПРИПАСОВ К МАРНЕ. ПРИБУДЕТ В ПАРИЖ ЗАВТРА».
Теперь у Ладу были все необходимые улики, и он мог предъявить вам обвинение. Но он не был глуп и понимал, что одна лишь телеграмма вряд ли убедит военный трибунал. Слишком живо еще было в памяти дело Дрейфуса, обвиненного и осужденного по анонимному навету. И он принялся расставлять силки.
Отчего провалились мои попытки доказать вашу невиновность? Даже если забыть о том, что судьи, свидетели и обвинители в глубине души осудили вас заранее, вы сами способствовали этому. Я не корю вас, но ваша склонность ко лжи, сопровождавшая вас с самого первого дня в Париже, сослужила вам дурную службу – суд не верил ни одному вашему слову, ни одному утверждению. Обвинитель нашел доказательства того, что вы не родились в Ост-Индии, а были воспитаны индонезийскими жрецами, что на самом деле вы не замужем и подделали паспорт, чтобы сбавить себе возраст. В мирное время и в гражданском суде ничто из этого не было бы принято во внимание и не повлияло бы на исход дела, но в военном трибунале казалось, будто с каждым разоблачением ветер доносит до нас грохот рвущихся бомб.
И всякий раз, когда я говорил что-то вроде: «Сразу по приезде в Париж моя подзащитная встретилась с капитаном Ладу», Ладу немедленно возражал, заявляя, что единственной вашей целью было выманить у него побольше денег, соблазнить его (подумайте, какое непростительное самодовольство, он и впрямь считал, будто вы могли заинтересоваться им – низеньким и тучным) и превратить в марионетку в руках ваших немецких хозяев. Для усиления эффекта он напомнил о налете цеппелинов накануне вашего приезда в Париж. И хотя ущерб от налета оказался невелик, не было задето ничего стратегически важного, для Ладу это послужило неоспоримым доказательством вашей вины.
У вас было все: красота, мировая слава. К вам испытывали зависть – хотя и не уважение – повсюду, где бы вы ни появлялись. Насколько я знаю, все патологические лжецы – это люди, ищущие признания и любви. Даже припертые к стенке фактами, они найдут способ выпутаться – либо с большим хладнокровием станут настаивать на своей версии, либо обвинят самого обвинителя в том, что он поверил полуправдам. Я понимаю вашу потребность сочинять о себе невероятные истории, от чего бы она ни проистекала – от неуверенности в себе или от более чем очевидного желания быть любимой. Я понимаю: не обладая толикой фантазии, невозможно держать в руках стольких мужчин, блестяще владеющих искусством манипуляции. И именно поэтому вы оказались сейчас в столь бедственном положении.
Вы любили намекать на свою близость с «принцем В.», сыном кайзера. У меня есть осведомители в Германии, и все, к кому я обращался за подтверждением, единодушно утверждали, что за время войны вы и на пушечный выстрел не приближались к ставке принца. Вы открыто, во всеуслышание похвалялись многочисленными связями в самых высоких сферах. Но, дорогая моя Мата Хари, какой агент, если он в своем уме, позволит себе такую дикость? Конечно, ваша слава шла на убыль, вы желали привлечь к себе внимание – и только навредили.
В суде лгали не вы, а ваши обвинители и их свидетели, но ваша репутация обманщицы свела на нет все мои усилия. Как смехотворен был список ваших преступлений, зачитанный на первом заседании, какая это была дикая смесь рассказанной вами правды с измышлениями ваших преследователей. Когда вы только начали понимать, в каком скверном положении оказались, и решили нанять меня, я прочел материалы вашего дела – и пришел в ужас.
Вот только некоторые из обвинений:
1) Зелле Маклеод была завербована германской разведкой и получила агентурную кличку Н21 (установленный факт);
2) с начала военных действий дважды побывала во Франции, безусловно, по приказу своего руководства и с целью сбора информации. (Если люди Ладу ходили за вами по пятам двадцать четыре часа в сутки – как, интересно знать, могли вы собирать информацию?);
3) в свой второй приезд предложила свои услуги французской военной разведке, продолжая, как выяснилось позже, передавать секретные сведения германской стороне. (В этом утверждении целых две неправды. Вы позвонили Ладу еще из Гааги и встретились с ним в свой первый приезд во Францию. И суду не было представлено ни единого доказательства того, что вы передавали немцам хоть какие-то «секреты»);
4) поехала в Германию якобы на поиски затерявшегося багажа, но вернулась с пустыми руками. Была задержана британскими службами по подозрению в шпионаже. Заявила, что личность ее может удостоверить капитан Ладу, но тот, будучи запрошен британскими коллегами, сделать это отказался. За неимением улик была выслана в Испанию, где наблюдатели видели, как она немедленно направилась в немецкое консульство (установленный факт);
