5) потом, под предлогом передачи секретных сведений, явилась во французское консульство в Мадриде и заявила, что владеет информацией о выгрузке вооружения и боеприпасов, осуществляемой немцами и турками на побережье Марокко. Поскольку к этому моменту было доказано, что она действует как двойной агент, французская разведка не стала рисковать сотрудниками для проверки заведомо ложных сведений… (???)
И так далее, и так далее, один пункт безумнее другого, и нет даже смысла перечислять их все. И самая главная улика – расшифрованная французами телеграмма, которую отправили с явной целью погубить ту, кого Карл Крамер назвал во время следствия «худшей из худших шпионок, служивших нашей стране». А Ладу однажды заявил, будто ваша настоящая агентурная кличка не Н21, а Н44, и будто вы прошли обучение в знаменитой разведшколе доктора Элизабет Шрагмюллер в Антверпене.
Прежде всего остального на войне страдает человеческое достоинство. Как я уже сказал, ваш процесс необходим, чтобы продемонстрировать военные успехи французов и отвлечь внимание людей от тысяч юношей, павших на поле битвы. В мирное время ни один суд не принял бы этот бред в качестве доказательств. Но во время войны этого больше, чем достаточно.
Сестра Полин, наша с вами «связная», старается держать меня в курсе всего, что происходит в тюрьме. Однажды, смущаясь и краснея, она рассказала мне, что попросила вас показать альбом с вырезками.
– Я сама попросила. Не упрекайте ее, это не она взялась смущать бедную монахиню.
Да разве посмел бы я вас упрекнуть? С того дня я тоже стал собирать такой альбом, хотя до сих пор никогда не делал ничего подобного. Поскольку за вашим процессом жадно следит вся Франция, я не испытываю недостатка в материалах об «опасной шпионке», приговоренной к смерти. Но, в отличие от дела Дрейфуса, никто не собирает подписи в вашу защиту и не устраивает демонстрации с требованием сохранить вам жизнь.
Вот он, мой альбом, я открыл его на странице с детальным описанием того, что произошло в день вашего ареста. Удивительно, я обнаружил только одну ошибку – касательно вашего гражданства.
Не зная, что Третий военный суд уже рассматривает ее дело, или притворившись, что это ее не беспокоит, или уверовав в свою безнаказанность, ибо стоит превыше расхожих понятий о добре и зле, русская шпионка Мата Хари явилась в Министерство иностранных дел за разрешением сопровождать в действующую армию своего любовника, который был тяжело ранен, едва не ослеп, но по излечении все же был вновь послан на фронт. Местом назначения она назвала Верден: это была явная уловка, призванная показать, будто ей совершенно неизвестно, что происходит на восточном фронте. Ей сказали, что необходимые бумаги еще не прибыли, но что министр займется ее делом лично.
Ордер на арест шпионки был выписан по результатам закрытого судебного заседания, куда не допустили и журналистов. Наши читатели сумеют ознакомиться с подробностями процесса по окончании суда.
Три дня назад военный министр уже подписал и отправил военному коменданту Парижа один ордер за номером 3455-SCR 10, но оказалось, что он должен был дождаться, пока не будет официально сформулировано обвинение.
Группа из пяти человек, возглавляемая следователем Третьего военного суда, направилась в «Отель Элизе» и вошла в номер 131, где подозреваемая, одетая в шелковый халат, сидела за утренним кофе. На вопрос, не поздно ли для завтрака, она ответила, что из-за поездки в министерство ей пришлось очень рано встать и что теперь она умирает от голода.
Пока арестованная одевалась, в результате произведенного обыска была обнаружена, в основном одежда и предметы дамского туалета. Среди прочего было найдено разрешение на поездку в Виттель и разрешение на работу на французской территории, датированное 13 декабря 1915 года.
Утверждая, что все это – недоразумение, которое вот-вот разрешится, арестованная потребовала составить опись всех конфискованных предметов, чтобы затем истребовать их возвращения, в случае надобности – по суду.
Анонимный источник, благодаря которому наши читатели имеют возможность раньше прочих узнавать подробности судебных процессов над разоблаченными шпионами, описал для нас первую встречу арестованной со следователем военного суда капитаном Пьером Бушардоном. По словам нашего источника, капитан Бушардон ознакомил арестованную с полным списком предъявленных ей обвинений. Когда она прочитала список, капитан Бушардон спросил, намерена ли она пригласить адвоката, на что арестованная горячо заявила:
– Я невиновна. Кто-то зло подшутил надо мной. Мне случалось оказывать услуги только французской контрразведке, когда она ко мне обращалась, а это случалось нечасто.
Капитан Бушардон попросил арестованную подписать заявление об отказе от адвоката, записанное с ее слов нашим источником, что она охотно и сделала. После чего выразила уверенность, что уже вечером вернется в роскошь и комфорт своего отеля и немедленно попросит кого-нибудь из широчайшего круга своих друзей разобраться в этом абсурде.
После того как арестованная подписала отказ, ее отконвоировали в тюрьму Сен-Лазар. По дороге она пришла в истерическое состояние и все время повторяла: «Но я невиновна! Я невиновна!». Тем временем наш корреспондент сумел побеседовать со следователем.
– Она даже не хороша собою, – сказал Пьер Бушардон. – Это абсолютно безнравственное, развращенное и лишенное чувства сострадания существо. Она играла мужчинами, разоряла их и послужила причиной по меньшей мере одного самоубийства. Я могу утверждать, что она прирожденная шпионка – по роду занятий и по призванию души.
Наш корреспондент отправился в Сен-Лазар, где его менее удачливые коллеги из других газет беседовали с директором тюрьмы. Оказалось, что господин директор разделяет мнение капитана Бушардона – присоединяется к нему и наша газета – о том, что наделавшая когда-то столько шума красота Маты Хари знавала лучшие времена.
– Теперь она хороша только на снимках, – сказал господин директор. – У женщины, которую я увидел сегодня, мешки под глазами и незакрашенная седина в волосах. И ее манеры ничуть не лучше – с того момента, как ее привезли сюда, она не перестает кричать: «Я невиновна!» – и ведет себя, как помешанная. Хотя, возможно, у нее сейчас те дни, когда женщина не в состоянии держать себя в руках. Но, сказать по правде, я поражен, поскольку был лучшего мнения о вкусах кое-кого из моих друзей, так сказать, более чем близко с ней знакомых.
Меткое наблюдение господина директора тюрьмы подтвердил тюремный врач Жюль Соке: осмотрев арестованную и убедившись в том, что она не страдает никаким заболеванием, у нее нет жара, не обложен язык, что говорит о здоровом желудке, а в легких и сердце нет шумов или иных подозрительных симптомов, доктор разрешил поместить ее в одну из камер Сен-Лазара, но прежде велел передать ей с кем-нибудь из монахинь стопку полотняных прокладок для месячных истечений.
Только окончательно измучившись от нескончаемых допросов у следователя, прозванного коллегами «парижским Торквемадой», вы обратились ко мне, и я явился на ваш зов. Но было уже поздно: ваши показания окончательно опорочили вас в глазах старательного – это не тайна, об этом знает пол-Парижа, – рогоносца. Мужчина, которому изменяет жена, моя дорогая Мата Хари, схож с раненым хищником – он ищет отмщения, а не справедливости.
