Грохнули его. Уже когда «крестным отцом» был…
– Прощать такое нельзя! – сказал кто-то.
Да. Нельзя.
Возвращаясь назад… Если бы я знал, чем это все закончится, стал бы я предлагать покопаться в этом деле? А черт знает. Наверное, стал бы. Почему?
Два процента…
– Итак, у нас есть Морбид.
Я написал на доске, установленной в холле, – Морбид. Несколько человек, которым было не все равно, смотрели на меня.
– Ветеран АТО, устроился работать охранником в порт. Объявлен психопатом… У нас есть что-то, доказывающее это?
Молчание.
– То есть он объявлен психопатом, но никаких доказательств этому нет, он объявлен психопатом просто потому, что он был в АТО, и потому, что на него повесили все трупы, какие в этот день образовались в городе.
– Да, но мы же сами, в порту, – сказал Игорь.
– Допустим, порт. А Курченко? Дело Курченко так толком и не раскрывали, просто списали на Морбида и закрыли. Я уверен, там ни одной экспертизы не потрудились назначить – просто спихнули стремное дело об убийстве журналиста и забыли про него, так?
– Так… – сказал кто-то.
– Второе. Дело о стрельбе в порту тоже не расследовали. Возбудили и тут же прекратили за смертью подозреваемого. Не ответив на вопрос, откуда взялась винтовка, не могло ли быть у Казанского сообщников. Я там видел помимо винтовки автомат – чей он, откуда взялся, чьи на нем отпечатки, светился ли он еще в каких-то делах…
– …
– Третье. Отношения Морбида и Курченко. Что общего могло быть у продвинутой журналистки и психопата из зоны АТО, работающего в порту?
– Известно что, – шутканул один из парней и показал на руке размер.
Смешки.
– Так, а если серьезно. Вот на фига бабе, которая снимает квартиру, платит за нее, имеет неплохую одежду и, самое главное, неплохую иномарку, – шпилиться с Морбидом? Который еще и горазд руки распускать. Где они познакомились и как?
– Может, в АТО? – сказал Васыль Носович. Он был единственный, кто носил чуб и постоянно сбивался с русского на украинский. Как я понял, он переехал в Одессу только что, отслужив в АТО, из-за того, что холодный и смурной климат Карпат ему больше не подходил. Он немного прихрамывал при ходьбе.
– А чего, – сказал еще кто-то, – там журналисток много крутилось. Еще волонтерши всякие, ну там…
– Так, – я понял, что разговор уходит в сторону, – Васыль. Сможешь связаться с ветеранами, там, или организациями, если есть, и выяснить все, что сможешь, о Морбиде? Кто он такой, кем был в АТО. Где служил, с кем. Особенно интересует, был ли он снайпером и мог ли отжать винтовку где-то. Сможешь?
– Зробымо.
– Так… Игорь… Давай попробуем провентилировать, кто такая вообще Курченко. Где работала. Чем занималась. Времени у нас на это уйдет много, но времени у нас сейчас достаточно, так ведь?
– …
– А если время останется, то попробуем и самого Морбида прокачать. Каким он был на гражданке, остались ли у него друзья, так…
После собрания я пошел и постучался в номер Дидо. Тот открыл не сразу…
– Надо чего?
– Поговорить. На ухо.
– На ухо?
– Ну, тихо…
– Сейчас…
Он вышел из номера в свободных армейских тренировочных брюках, особо не скрывая, сунул за пояс «Глок».
– Ты не один, что ли?
– Говори, чего надо.
Я достал пакетик, в нем была гильза и патрон. Триста тридцать восьмого калибра. Я подобрал их там, на крыше. Это было грубым нарушением протокола, но гильза, в конце концов, могла далеко отлететь, а потом с пирса в воду упасть. Да и было у меня уже тогда дурное ощущение, что дело это стремное – никто по-настоящему разматывать не будет. Подозреваемый мертв – вот и отлично, все спишут на него и закроют…
– Откуда это?
– С моего дела. Надо пробить.
Дидо пристально посмотрел на меня.
– Тебе это зачем надо?
– Надо. Сделаешь, должен буду.
Дидо поколебался, потом схватил пакетик. Немец и англичанин – отказались бы, немец сразу, англичанин – подумав. Порядок – у них в крови, а вот французы – поразительно похожи на нас…
– Если смогу…
– Не вопрос. Вот еще… серийный номер.
Номер я тоже списал там. К моему удивлению, его и не пытались уничтожить, как это делали на незаконном оружии. Еще одно небольшое, но свидетельство, что что-то не то…
Выяснить место жительства Морбида труда не составляло. Состав его семьи мы узнали в милиции, после чего прогнали по открытой базе данных – реестру недвижимого имущества. Его матери принадлежали две квартиры, одна на Академика Заболотного, одна – на Пантелеймоновской, рядом с парком Шевченко. Игорь сказал, что первое место так себе, а вот второе – очень даже козырное: море в шаговой доступности и можно сдавать. Мы поехали сначала на Заболотного – там было пусто, но его мать, кстати, с другой фамилией – Дмитренко, по словам соседей, отправилась на вторую квартиру. Мы поехали туда – там уже была и Дмитренко, и милиция. Патрульный «Приус», а рядом стояла такая же, как у нас, «Камри» – детективов.
Хорошо, что ментов возглавлял Масляк, мне приходилось с ним сталкиваться. Навести концы проблем не составляло – открытой пачки «Парламента» было достаточно для ни к чему не обязывающего разговора. Я кивнул – мы отошли в тень старого платана, росшего прямо во дворе. Во дворе было тихо, лишь с улицы через подворотню доносился шум.
– Пацан у вас погиб… – сказал Масляк, прикуривая.
– Да.
– Соболезную.
Я кивнул.
– Если бы этот… б…
Да понятно все. Всем, кроме полковников и генералов.
– Ты это дело ведешь?
– Прокуратура сама взяла. Мы на подхвате, так сказать – как в старые добрые… В оперативном сопровождении.
Опять. Значит, точно дело развалить хотят.
Этот вопрос поднимался при нас, когда принимался закон о полиции. Речь о взаимодействии полиции и прокуратуры. Старый УПК, берущий начало в советском, предполагает, что есть следователь и есть разыскник. Следователь – никуда не следует, его дело – исключительно бумажное. Он ведет допросы, назначает экспертизы, но по факту преступника не разыскивает. И его единственная головная боль – чтобы в деле каждые несколько дней появлялась новая бумажка, любая. А поскольку он не разыскник, а дел много – он идет по самому простому пути: шьет дело тому, кому проще его пришить, совершенно не думая, виновен человек на деле или не виновен.
Разыскник – это другая сторона медали. Он занимается «оперативным сопровождением» – то есть разыскивает и задерживает. Но ему на судьбу уголовного дела тоже по фиг: его работа ограничена выполнением поручений следователя. И все.
