Я молчал.
– Осуждаешь?
– Я там не был. Права не имею.
Васыль тяжело вздохнул:
– Вот поставили тебя на блок, жрать не привезли, люди волком смотрят. Завтра жив будешь чи ни – не ведомо. Машины, фуры, потяги – они все равно пойдут, а так, купишь, что тебе надо, все, что потрибно, привезут. Але кожный по-своему себя вел. У нас нормально… С фур брали, с грузовиков, а мирняк так пропускали, завжди потрибно людиной залищатися. А были такие, кто над людьми издевался, сумки высыпал, кто и расстреливал. А кто и побратимам в спину стрелял…
– …
– Короче, были люди, которые у этого Пивовара были что-то вроде личной бригады. Не только из армии, были из «Правого сектора» в основном. Пивовар им платил, а они с кем надо – разбирались. Возбухнешь – подорвешься на дороге или из засады расстреляют. На ту сторону, если надо, ходили, договаривались с сепарами. Сепарам тоже кушать охота. Там как было – приехала, скажем, мобильная группа или СБУ. Опа – и тут же сепары начинают обстрел. Я сам не раз такое бачил…
– …
– Короче, мне сказали, Морбид – фашист и сатанист, у него руки по локоть в крови. В АТО пошел, чтобы людей вбивать. Псих конченый. И с ним не только контачить, про него и спрашивать небезпечно. Если не хочешь без вести пропасть. Его вообще побратимы за своего не считают, мразь мразью.
Интересные дела. Вот такие вот монстрики – и ходят по улицам Одессы. Эх, Одесса, жемчужина у моря…
– А Пивовар сейчас где?
– Пивовар? А он в Генштабе теперь. Ему Звезду Героя привесили…
Еще круче. Но у меня крутилась в голове мысль, что что-то не сходится, и до меня дошло что.
– Слушай, Васыль. А сколько Пивовар мог платить Морбиду?
– Сколько? А бис его знае…
– Я не про то. Вот смотри – Морбид возвращается в город. Сколько у него могло быть при себе денег?
Васыль озадаченно почесал затылок.
– А бис его знае…
– Много, согласен? Если он такими делами занимался. Так почему же он работал в порту, почему жил в квартире, которая принадлежала матери? Единственное ценное, что мы нашли, – это винтовка, да и то не факт, что его. Почему у него не было машины? Где все деньги, которые он привез из АТО?
– …
– Морбид был старшим группы, которая работала на Пивовара?
– Нет вроде.
– Тогда сможешь узнать, кто еще входил в группу с ним?
– Можливо…
Перед встречей с Васылем «Тойоту» я оставил на соседней улице. Когда открывал машину – услышал за спиной тихий свист. Резко обернулся.
На противоположной стороне улицы стояла белая «Шевроле Нива». Из опущенного окна лыбился на все тридцать два Слон…
Слон – это Евгений, мой куратор. Мы с ним вместе служили, потом он по кабинетной работе в основном пошел, а я подался в чистые оперативники. Но чисто кабинетной крысой его назвать нельзя, он, если надо, и мне фору даст. Прохаванный, армия учит. В армии слон – это СЛОН, Солдат, Любящий Огромные Нагрузки. Я не знаю, кем был в армии Евгений, но погоняло это у него с армии, он так его и в ГРУ сохранил – СЛОН.
Он сидел на пассажирском, кто был за рулем – я не видел. Толкнув дверь, он вышел, подчеркнуто держа руки перед собой. С ГРУ у меня сейчас сложные отношения.
– Ты один? – спросил он.
– Не уверен.
– А я уверен, что время обеда. Поедем, поедим?
После недолгих раздумий я кивнул.
В Украине индустрия уличного питания вообще развита почти по-европейски, в Киеве на каждом шагу машины с кофе стоят. А Одесса с ее туристической раскрученностью – и вовсе может накормить самого взыскательного гурмана. Но нам было надо не только поесть, но и пообщаться. В итоге мы купили простые хотдоги, кофе и устроились на лавочке в районе дворца Воронцова. Место людное, если что.
Слон изменился… У него всегда были серые волосы, но сейчас он выкрасил их в пшеничный цвет и отрастил такого же цвета усы.
– Ну, чего? – преувеличенно весело и беззаботно спросил Слоняра, взгляд у него при этом был напряженным, бегающим. – И что ты тут делаешь?
Только мне этот преувеличенно веселый тон был не по душе, устал я от всего, и нервы были на пределе. Поэтому я посмотрел на него в упор и спросил:
– А ты?
Слон, обдумывая ответ, хлебнул кофе.
– Давай так. Вопросов к тебе по прошлому мы не имеем. Но ты – в резерве. И ты понимаешь почему, так?
Понимаю. Потому что с той операции в водах Средиземного моря я скорее всего раскрыт американской разведкой. А может, и не раскрыт. Но в нашем деле – подозрение равно утверждению. Никто не рискует.
– Понимаю. Дальше что?
– …
– Ты на меня вышел или я на тебя?
Слон снова отхлебнул кофе.
– Ты чего такой подорванный? В туалете ноги не ошпариваешь?
– Нет. Просто ты подошел ко мне и даже не подумал, может, дела у меня.
– Вообще-то как к другу подошел.
Я решил, что действительно перебарщиваю.
– Извини.
– Да чего тут. Ты тут по делам, я смотрю.
– Ага. От полицейской миссии.
– Чего?!
– Полицейская миссия Евросоюза. Помощь Украине.
Информация для Слона была столь неожиданной, что он решил взять по пиву в ближайшем ларьке.
– Извини, без меня, – отказался от пива я, – еще на службе.
Слон сбегал за пивом, не выходя из моего поля зрения. Откупорил банку, хлебнул.
– Ты серьезно?
– Вполне.
– Зачем тебе это?
– Ну, должен же я чем-то заниматься, верно? Жизнь скучна. Клиентов нет. Денег тоже нема…
– Это тебе эта… Ну, твоя шведка устроила?
– Скажем так, поспособствовала. А что?
– Да ничего. Ты, получается, на шведов теперь работаешь.
– Ну, другой же работы нет. Кстати, у меня официальный контракт, как положено, на четырнадцать месяцев, с выплатами. Причем не со шведами – а с Брюсселем, с Евросоюзом. С медицинской страховкой. А знаешь, сколько мне шведы вопросов задали?
– …
– Меньше, чем ты сейчас. То есть ноль.
Подозрение равно утверждению, я понимал Слона, а вот он не понимал ни меня, ни того, что происходит. Хотя считался специалистом по Западной Европе. Но он ее изучал, а я там жил. Если ты живешь в России, то все не то, чем кажется, и у всех есть двойное дно. Европейцы так не живут, у них всё – чем кажется, то и есть. И если они заключают с тобой контракт на подготовку украинских полицейских, то это именно контракт на подготовку украинских полицейских. А не прикрытие для работы на шведскую спецслужбу. Шведы не рискнут хотя бы потому, что если это все вскроется – то у ЕС возникнет масса неприятных вопросов к шведскому правительству, а на репутации Швеции окажется пятно. Мы этого не понимаем, потому что мы так не живем. А они живут именно так.
