– Вроде дела обговорили, теперь можно и выпить.
Боярин выпил, похрустел свиной рулькой.
– Вкусно! Однако пора и честь знать!
Андрей проводил гостя до дома старшины, где стоял возок боярина.
– Ну, будь!
Боярин вскочил в возок, ездовой хлестнул лошадей, и боярин уехал.
Андрей перевел дух и, вернувшись домой, сказал Егору:
– Разговор с боярином слышал?
– Весь, от начала и до конца.
– Завтра отправляешься в Новгород, передашь Гермогену заказ на немецкое сукно: сто рулонов синего, столько же зеленого и тридцать рулонов красного. За боярина Замойского скажешь, говорит – про Новгород в окружении царя ничего не слыхать.
– Понял.
– Жду назад с рулонами.
Наутро Егор отправился в Новгород.
Днем Андрей торговал в лавке, а вечерами встречался с писарем Сафоном. Тот сначала носил рукописные копии несущественных документов, но Андрей исправно платил, и со временем пошли документы поважнее: о переписке царя Ивана с английской королевой, о предоставлении английским купцам права беспошлинной торговли. Все копии Андрей забирал с собой. Несущественное сжигал в печи, интересное прятал в тайнике, который оборудовал на чердаке.
А через неделю Андрей едва не «прокололся». Он обслуживал покупателя в лавке, привередливого голландца. Тот выбирал отрез сукна, и его не устраивала то цена, то цвет материала. Когда же он все-таки выбрал и уже рассчитывался, звякнул колокольчик на двери. В лавку входили две женщины. Андрей увидел их, и внутри все сжалось: это была купчиха Авдотья и дочь ее Аглая, с которыми он расстался в Твери. Он помнил, что они жили в Москве, а в Тверь ездили к родне. Он еще сбежал от них, не попрощавшись.
Аглая уставилась на него, широко раскрыв глаза, Авдотья же не обратила никакого внимания.
– Мне сказали, что у тебя в лавке сукно немецкое хорошего качества, – начала Авдотья.
Аглая толкнула ее локтем в бок:
– Матушка, гляди!
Купчиха стала шарить взглядом по полкам с тканями, думая, что Аглая увидела понравившийся материал.
– Да не туда! На купца смотри!
Но Андрей уже отошел от первоначального шока и улыбнулся.
– Гутен таг, фройляйн!
– Доброе утро, – ответила Авдотья.
– Матушка, да погляди же, – не отставала от нее Аглая, – вылитый Андрей – тот, что нас на дороге от разбойников спас, только что без бороды.
– Так тот русский, а это немчура!
– Да он это, он! Я голос узнала!
– Что желаете купить? – Андрей намеренно говорил с сильным акцентом.
– Да какой же это Андрей? Тот по-русски хорошо говорил! – попыталась урезонить дочку Авдотья.
– Удивительно, как близнецы-братья! – не сдавалась Аглая.
Для того чтобы окончательно снять сомнения, Аглая попросила Андрея:
– Можно мне посмотреть твою левую руку?
Андрей растопырил левую ладонь.
– Нет, вот здесь, – она коснулась его предплечья.
Андрей завернул до плеча рукав рубашки. Никаких шрамов на коже не было.
– Ну, убедилась? Прости, купец.
Аглая потупилась. Да, если бы раны и шрамы от них не исчезли таинственным образом, Андрей бы влип.
Аглая поскучнела. Купчиха же выбрала сукно, поторговалась для приличия и купила.
Когда женщины вышли из лавки, Андрей облегченно вздохнул. Для всех, особенно для жителей Немецкой слободы, он немец. Вот был бы конфуз! Ведь Аглая вцепилась в него, как репей. По большому счету, его в Москве, в старом, еще русском обличье, знать не должны.
Пока покупателей не было, он уселся на табуретку и задумался. Кое-какие сведения, бумаги он получает, но все не то. И боярин, и писарь – оба относились к земщине, а центр злоумышлений был в Александровской слободе, столице опричнины. И никакого подхода к кромешникам у него не было. Им не продашь сукно – они не покупали, а предпочитали отбирать. Те же разбойники, только облеченные властью, прикрывающиеся царским именем.
И чем больше он размышлял, тем яснее понимал, что здесь, в Москве, добыть важные сведения о провокации и походе на Новгород вряд ли получится. Кто попадет в опалу, кого сошлют в дальний монастырь в ссылку или казнят, забрав вотчину или имущество, было известно там, в кругу опричников. И поневоле напрашивался вывод: надо перебираться в их стан. Родословной у него нет, ну так благородных людей дворянского происхождения среди кромешников по пальцам пересчитать можно. Значит, ему необходимо отрастить бороду, переодеться в русские одежды и идти в Александровскую слободу, а там проситься в опричнину. Претило только то, что самому придется участвовать в казнях, а Андрей был внутренне к этому не готов. Одно дело – убить разбойника, врага-литвина или татарина, а другое – своего русака, и к тому же зачастую беззащитного.
Но опричники изводили под корень не только бояр, но и их семьи. Поднять оружие на ребенка – нет, никогда! Он еще не настолько очерствел душой, еще сильны моральные устои, заложенные родителями. Да, некоторые опричники участвовали в экзекуциях, пытаясь выслужиться, заработать благосклонность Скуратова, Басманова, а то и самого царя. Но были и садисты, получавшие удовольствие от мучений жертв. Век был жестокий, и к смерти люди относились проще.
Но одно дело – убить в бою и совсем другое – сдирать с живой жертвы кожу или варить ее в котле. А если его заставят? Откажешься – и самого в котел с кипящей водой кинут. Нет, стать опричником – не для него.
Через четыре недели прибыл Егор с грузом сукна. Андрей удивился – он не ждал его так рано.
Сукно на подводах перевезли в лавку, заняв все помещение, потому что на судне, арендованном Егором, оставлять его было нельзя – придется платить хозяину за охрану груза и простой.
Пару дней Егор возил, а Андрей складировал.
Глава 5
Лазутчик
Продажа сукна казне через Замойского прошла как нельзя лучше. Андрей получил деньги, десятую часть, как и уговаривались, отдал боярину. Полученная прибыль окупила затраты, что понес Андрей за время своего пребывания в Москве. Собственно, не сам Андрей, а деньги церковные, которые он получил от Гермогена.
Лицо боярина после получения денег лоснилось от удовольствия, он потирал руки.
– Плохо, что ты, Вилли, медью не торгуешь. Медь нужна царю для пушек.
– Чего нет, того нет.
Андрей не собирался принимать участие в вооружении Ивана Грозного, однако он решился на другое:
– Зато у тебя, боярин, есть товар, за который я готов платить деньги.
– Какой? – встрепенулся боярин. – Если земля, так ею только Иван Васильевич распоряжается.
