– А ты почему спрашиваешь, дядька?
– Так родственник я твой! – улыбнулся ему Андрей.
– Правда?
– Богом клянусь!
– Тогда идем домой, мамка обрадуется.
– Идем, коли приглашаешь.
Зайти и познакомиться теперь уже точно с родственниками было интересно, только вот удобно ли? А не зайти – представится ли еще случай? Эх, кабы знать – подарков бы купил. А то в гости – и без подарков!
Малец уже открыл калитку, схватил его за руку и потащил за собой, не в силах сдержать восторг. И такое вдруг нежное чувство нахлынуло! Своего сына он не нянчил, не носил на руках, не сажал на шею, не учил уму-разуму… Он подхватил мальца, посадил себе на шею и услышал, как тот весело залился заразительным детским смехом.
– Папка так делает!
– Не боишься?
– Ни капельки!
Андрей поднялся на крыльцо и отметил про себя, что доски меняли – старые-то ступеньки он наизусть знал. Открыв дверь, он почти присел, согнув ноги, чтобы мальца не ушибить. Так и вошел в комнату под удивленным взглядом хозяйки. Она всплеснула руками:
– Ой, он шалун у нас, сними! Андрюшка, ты что же чужому человеку на шею взобрался?
– И вовсе он никакой не чужой, и вовсе он родня наша! Он сам мне сказал, вот!
Андрей снял мальца с шеи, поставил на пол.
– Здравствуй, хозяюшка!
– Здравствуй.
– Меня Андреем звать, тезки мы с ним. И фамилия Кижеватов. Причем не однофамильцы мы. Жил я когда-то в этом доме, давно, правда.
– А меня Пелагеей матушка назвала. Да ты садись! Андрюшка, не вертись под ногами!
Андрей уселся на лавку, положив рядом узел.
– Ты меня прости, Андрей, угощения не предлагаю. Не знала я, что придешь. Ты по мужу родня? Своих-то я знаю.
– По мужу.
– Так я за ним сейчас сбегаю!
– Не беспокойся. Часом раньше, часом позже… Чем он на жизнь зарабатывает?
– В лавке торгует.
– Так он купец? – обрадовался Андрей.
– Нет. Был купцом, да разорили. – Пелагея неожиданно заплакала. Андрей погладил ее по голове, успокаивая.
– Андрей, принеси маме водички.
Мальчуган сбегал на кухню и принес кружку с водой.
Пелагея отпила, выбивая зубами дробь о край кружки. Потом посидела, успокоилась немного и продолжила:
– Ему две лавки от отца достались, а тому от деда; да дом старый с конюшней. И сначала вроде все хорошо шло, а потом кромешники в лавку ворвались и весь товар выгребли. А он только шубы меховые привез, все деньги в них вложил – даже занимал. Лавки заемщику ушли, он теперь там приказчиком на жалованье.
– М-да!
Когда Андрей к дому Полины подходил, он искренне обрадовался, увидев его: стоит, не сгнил, не сгорел. А узнав, что в нем потомки его живут, почувствовал себя просто счастливым. Ведь далеко не каждому дано увидеть праправнука. А оказывается, горе в доме поселилось. Ну, пусть не горе – так все равно беда. Он пожалел, что раньше в Переяславль не заявился, глядишь – по-другому бы все могло пойти.
– Корабля-то у него нет?
– Телегами али санями товары возил. Всем в роду завещано было – на судах не ходить.
– А что так?
– Дед еще, когда жив был, говорил, что мать его рассказывала: муж ее на своем корабле по торговым делам ушел и сгинул.
– Да-да-да… И я об этом слышал.
– А ты кто ему, мужу моему, будешь?
Видимо, вопрос этот Пелагею волновал. О своих близких, да и дальних – до третьего-четвертого колена, родственниках – они знали. И попал бы Андрей впросак, если бы заранее свой ответ не продумал.
– Двоюродный брат отца, в Твери жил. Да беда случилась: изба сгорела со всем имуществом.
– А семья как же?
– Не обзавелся.
Пелагея посмотрела осуждающе:
– Ой, Андрей придет скоро, надо еду греть.
Она ушла на кухню и начала греметь горшками с посудой. Андрей же стал играть с мальчуганом и попутно выяснил, что тот уже умеет писать и считать.
На крыльце раздались шаги, и в избу вошел молодой мужчина, его ровесник.
– Гость у нас! Пелагея, а почему стол пустой?
– Я сейчас!
Вошедший подошел к Андрею, протянул ему руку:
– Андрей, – представился он.
– И я тоже. Родственник ваш по отцу, из Твери.
Тот удивился:
– Не говорил мне никто, что родня у нас там.
– Да я вас не обременю, повидался – и дальше пойду.
– Э нет, так не пойдет! Кто же гостя без угощения отпускает? Нехорошо.
Пелагея накрыла на стол. Скромным было угощение: щи пустые, пряженцы с рыбой да сыто. И пива не было – как и вина. Правда, приготовлено все было вкусно, с душой.
После еды разговоры пошли. Андрей больше расспрашивал, чем сам говорил.
Спать его уложили на лавку. Под голову он узел свой положил. От усталости и пережитого волнения уснул быстро.
А проснулся около полуночи. Из спальни, в которой они с Полиной столько счастливых часов и дней провели и которую его потомок сейчас со своей женой занимал, слышался тихий разговор:
– Тише ты, а то он услышит.
– Да он спит, только что храпел.
– Говорит, изба в Твери сгорела.
– Что-то не верю я ему. Почему ни дедушка, ни отец раньше ничего о нем не говорили?
– Откуда мне знать? Может, поссорились?
– Все равно дед бы сказал – есть, мол, такой сродственник.
– Вот и спроси у него завтра.
– А вдруг он не родня, а тать?
– Окстись, чего у нас красть?
– Это да.
Андрей прислушивался, боясь лишний раз пошевелиться. Однако разговор не продолжился, и он уснул. А когда проснулся, хозяин уже ушел на службу.
Позавтракал Андрей вчерашними пряженцами.
– Пелагея, не покажешь ли мне могилку дедушки?
– А чего же не показать?
Они собрались и пошли на городское кладбище. При Андрее знатных людей на кладбище при церквях хоронили, теперь же кладбище за городом было.
Они попетляли среди могил, и Пелагея остановилась:
– Вот его могила, а рядом – его матери.
Два холмика и скромные деревянные кресты с едва видимыми надписями.
– Пелагея, ты иди, у тебя дела. А я задержусь немного.
Пелагея сорвала с могил несколько травинок и ушла. Андрей же поклонился могилам:
