Я задалась вопросом, дотянет ли Эмма до нынешнего торжества, чтобы выступить на нем вместо меня? Останется ли мое убийство нераскрытым так надолго? Будет ли Эмма и дальше жить среди всей этой лжи? Все эти мысли наполняли меня ужасом. А к нему примешивалась уже знакомая боль печали: у меня больше не будет никаких выпускных. Никаких глупых корсажей, лимузинов или афтепати
[9]. Я скучала даже по скверной музыке, идиотским диджеям, каждый из которых мнил себя вторым Girl Talk
[10]. При жизни я отмахивалась от таких мелочей, старалась не обращать на них внимания, не сознавая, какое счастье, что у меня все это есть.
Прозвенел звонок, и девушки вскочили с мест. Эмма подошла к раковине и подставила испачканные в глине руки под струю прохладной воды. Она уже вытирала их бумажным полотенцем, когда из ее сумки снова донесся колокольный звон сотового телефона Саттон. Эмма со стоном потянулась за ним. Неужели опять Габби и Лили?
Но это пришла электронная почта с аккаунта Эммы, который она загрузила в телефон Саттон. «От Алекс: Думаю о тебе! Позвони, когда сможешь. Не терпится поболтать! Целую».
Эмма вцепилась в телефон, размышляя над ответом. Вот уже несколько дней она не писала Алекс – единственной, кроме Итана, кто знал о ее поездке в Аризону. Но, если Итану Эмма выложила всю правду, от подруги она утаила главное, и Алекс все еще думала, что Саттон жива и Эмму приняли в семью. Иногда, просыпаясь утром, Эмма пыталась притвориться, будто так оно и есть, а события и угрозы последних дней ей приснились. Она даже завела рубрику в своем дневнике: «Чем бы мы занимались с Саттон, будь она рядом». Она бы научила Саттон печь профитроли с кремом – не зря же она подрабатывала после школы в службе кейтеринга
[11]. Саттон показала бы ей, как подкручивать ресницы – Эмма никак не могла освоить эту премудрость. И, может быть, в школе они устраивали бы розыгрыши для учителей, подменяя друг друга в классах. Не потому, что так надо. А потому что им так хочется.
У Эммы вдруг возникло отчетливое чувство, что за ней наблюдают. Она резко обернулась, но мастерская почти опустела. Только из коридора на нее таращились две пары глаз. Габби и Лили, «двойняшки-твиттеряшки». Увидев, что Эмма их заметила, они ухмыльнулись, наклонились друг к другу и зашептались. Эмма поморщилась.
Чья-то рука тронула ее за плечо, и Эмма вздрогнула от неожиданности. Лорел стояла у нее за спиной, прислонившись к бочке с отходами глины возле умывальника.
– О, это ты. – Сердце стучало в ушах.
– Просто ждала тебя. – Лорел перекинула через плечо прядь светлых волос и уставилась на айфон в руках Эммы. – Пишешь какому-нибудь красавчику?
Эмма бросила телефон Саттон в сумку.
– Э-э, да нет…
«Двойняшки-твиттеряшки» уже смылись. Лорел схватила ее за руку.
– Зачем ты заговорила о розыгрыше с поездом? – спросила она приглушенным, хрипловатым голосом. – Никто не считает его смешным.
Капельки пота выступили у Эммы на шее. Она открыла рот, но не смогла издать ни звука. В словах Лорел звучали отголоски той записки, которую она получила вместе с подарком: «Кому-то, может, и не хочется вспоминать розыгрыш с поездом, но в моей памяти это останется навсегда». Что-то случилось той ночью. Что-то ужасное.
Эмма сделала глубокий вдох, расправила плечи и обхватила Лорел за талию.
– Ты слишком впечатлительная. Пошли отсюда. Здесь воняет дерьмом. – Она надеялась, что это прозвучало легко и непринужденно – совсем не так, как она себя чувствовала.
Лорел внимательно посмотрела на Эмму и вышла следом за ней в переполненный коридор. Эмма вздохнула с облегчением, когда Лорел направилась в противоположную сторону. Ей казалось, что она только что увернулась от смертельной пули.
А возможно, подумала я, открыла огромную банку с червями.
4
Бумажный след
После теннисной тренировки Лорел направила свой черный Volkswagen Jetta на улицу, где жили Мерсеры – в квартал в предгорьях Каталины с оштукатуренными домиками песочного цвета и ухоженными палисадниками с изобилием цветущих суккулентов
[12]. Тишину салона нарушали лишь ритмичные движения челюсти, пережевывающей жвачку, которую Лорел запихнула в рот, садясь за руль.
– Что ж… спасибо, что подвезла, – сказала Эмма, прерывая неловкое молчание.
Лорел выстрелила в нее ледяным взглядом.
– Ты когда-нибудь заберешь свою машину со штрафстоянки, или я обречена тебя возить? Нельзя же бесконечно врать, что она у Мадлен. Мама и папа не настолько глупы.
Эмма вжалась в кресло. Автомобиль Саттон арестовали еще до приезда Эммы в Тусон. И если Лорел откажется ее возить, теперь ей предстоит вызволять машину со штрафстоянки.
Лорел снова замолчала. После урока керамики она держалась с Эммой холодно – отвернулась, когда Эмма пригласила ее на спарринг-матч по теннису, и отмахнулась от предложения заехать в смузи-бар Jamba Juice по дороге домой. Жаль, что Эмма не знала волшебных слов, которые могли бы растопить сердце Лорел; мир родственных связей оставался для нее чужим, и она блуждала вслепую. Да, она жила в приемных семьях, но отношения с родственниками обычно заканчивались печально.
Не могу сказать, что у нас с Лорел все складывалось безоблачно. Мы давно перестали быть близкими подругами. Вспышки памяти возвращали меня в те времена, когда мы, еще маленькие, держась за руки, катались на каруселях на окружной ярмарке или шпионили за гостями на домашних вечеринках, которые устраивали родители, но время от времени между нами случались стычки.
Они проехали мимо трех больших домов – во дворе двух из них трудились садовники, поливая мескитовые деревья
[13], – прежде чем Лорел свернула на подъездную дорожку Мерсеров.
– Черт, – выругалась она себе под нос.
Эмма проследила за ее взглядом. На чугунной скамейке на крыльце дома Мерсеров сидел Гаррет. В футбольных бутсах и спортивной майке, в грязных наколенниках, с велосипедным шлемом в обнимку.
