Лейтенант Опарин отключил станцию. Вскинув автомат, открыл огонь. Боевики пошли в атаку.
Смирнов ударил кулаком по бетону. Соболь ткнулся лбом в стену, зарычал, как разозленный привязанный цепью к будке пес.
Соболь на позиции не выдержал:
– Да хрен с ним, пусть увольняют, разжалуют, судят, сажают, но так западло поступать не могу. Я пошел к Леньке!
– Куда, чудак?
– Сказал бы я тебе.
Он схватил автомат и направился к двери.
Смирнов преградил дорогу:
– Стоять, прапорщик!
– Стоять?! А как ты, Боря, после гибели Лени жить будешь? Он там один против своры «духов» бьется, а мы здесь в безопасности отсиживаемся. Кто мы после этого, Боря? Суки последние, а не спецназ.
Старлей сдернул автомат:
– Хрен с тобой, идем. Атакуем «духов» с тыла, на вызовы не отвечаем.
Но выйти из комнаты они не успели. В небе раздался гул реактивных двигателей, послышался разрывающий душу вой специальных сигнальных бомб. Он должен был поднять мирных жителей и загнать их в укрытия.
– Поздно, твою мать! – крикнул Смирнов. – Ложись и уши закрой!
Друзья упали на пол. Вскоре вздрогнула земля, посыпалась штукатурка, в проем ворвалась гарь. Мощные взрывы справа и спереди накрыли черным облаком ближайшие к целям здания. Дом заходил ходуном. На какие-то доли секунды. Затем наступила тишина, только где-то на окраинах продолжали греметь разрывы, за которыми еще слышался звук самолетов.
Смирнов, кашляя от гари, бросился к окну.
На месте штаба – руины. Там, где укрывался лейтенант Опарин, – воронка, вокруг нее десятки трупов. Между домами – покореженная груда металла – все, что осталось от батареи «Град», в пусковых контейнерах которых детонировали реактивные снаряды. Огонь, дым, пыль – ад!
Он присел к стене:
– Вот и все! Получили «духи» по самое не балуй.
– И Леня, – проговорил Соболь, – ушел.
– Ушел. Каково теперь будет его молодой жене, ждущей ребенка?
– Плохо будет, Боря.
– Да.
– Но похоронят с почестями.
– А кому нужны эти почести?
– Как – кому? Людям, чтобы помнили.
– Помнили? Кто-то будет помнить. А тем, что жрут гамбургеры в «Макдоналдсе», по барабану, как смертью героя пал лейтенант Опарин. Им, главное, кока-кола со льдом, это американское дерьмо на подносе. Ненавижу!
– При чем здесь они, Боря? – вздохнул Соболь. – У них своя жизнь, и это правильно. Кому-то жить обывателем, ходить по кафе, отдыхать в клубах, непонятно только, от чего отдыхать, а таким, как мы, – воевать. И нас никто силком в армию не гнал. И Леньку тоже. Ведь мог бы закончить свой иняз, работать где-нибудь в посольстве, переводчиком в крутой компании, а он – нет, в военную академию пошел. А потом сюда, на войну. Люди, Боря, разные. Кто-то настоящий, а кто-то – чмо болотное. И так было всегда.
– Леня настоящий. Был. Это проклятое слово был.
Радиостанция Смирнова прервала разговор спецназовцев.
– Да! – ответил старший лейтенант.
В кодировании уже не было никакого смысла:
– Это командир! Живы?
– Мы с Соболем – да, Опарин… лейтенанта больше нет. Активировав систему наведения, он вызвал огонь на себя. Сейчас там, где был Леонид, – воронка. Вот так.
– Объекты?
– А что объекты, командир? Уничтожены.
– Находитесь на прежнем месте?
– Так точно!
– Там и находитесь, к вам выйдет группа отработки целей второго квартала, подойду и я со связистом и санинструктором.
– Как остальные?
– Живы. Не ранены. Цели уничтожены. Задачи выполнены.
– Значит, только Леня?
– Значит, только лейтенант Опарин. Но об этом не по связи! Смотрите за обстановкой. Сейчас можете валить «духов», что окажутся в секторе обстрела. И еще, началось общее наступление!
– Очень рад слышать это.
– До встречи, Боря!
– Да, командир.
Смирнов перевел станцию в режим ожидания.
Соболь что-то проговорил.
– Ты чего там бубнишь?
– Я вот знаешь о чем подумал: бомба-то была сброшена бомбардировщиком на штаб игиловцев одна? Не считая сигнальной, предупреждающей?
– Ну и что?
– Откуда же тогда взялась воронка на месте, где оборонялся Леня? Ведь «Су-24» бросил корректируемую «дуру», а та шла по лучу, который выдавал «маяк». То есть прямо в штаб.
– Ты забыл, что одновременно и в непосредственной близости, через проспект, был нанесен удар и по складу «духов». А там могли быть реактивные снаряды для «Града» и самоходки. Снаряды «Градов» летят с направляющих и разлетаются по непредсказуемой траектории и могут упасть совсем рядом. Видно, один такой снаряд и угодил в позицию Опарина. Другого объяснения у меня нет.
– Скорее всего так и было, я посмотрел, воронка присыпана камнем от обрушения штаба.
– И что?
– А если Леня выжил и сейчас тяжелораненый лежит и ждет помощи, а мы с тобой болтаем здесь?
Смирнов встрепенулся:
– Черт, на войне бывает все.
– Я тогда к позиции лейтенанта, ты со мной?
– Мне приказано быть здесь. Сюда подойдет вся группа.
– Тогда я пошел.
– Иди! И подай сигнал, если что.
– Подам и вытащу либо тело, либо раненого, либо, что осталось от Лени.
– С последним можешь не спешить.
– Нет, это должен сделать я.
– Ну раз должен, делай!
Прапорщик спустился вниз, выпрыгнул во двор через окно, пригибаясь, пробежал к воронке у развалин бывшего штаба аль-Ахдара. Смирнов внимательно отслеживал обстановку. Это позволило ему увидеть трех боевиков, внезапно появившихся из проемов. Они оказались в каких-то пятнадцати метрах от Соболя. Прапорщик дернулся за автоматом, но явно не успевал.
Успевал Смирнов. Он вскинул «АКС» и одной очередью срезал «духов». Соболь упал, показав ему большой палец. Прапорщик продолжил сближение с воронкой, но уже тщательно осматриваясь.
Копался он там минут двадцать.
В это время в квартиру, получившую статус новой временной базы группы, добрались Курко, Строгин, Гаврилов. Они уже знали о гибели Опарина. У всех был мрачный вид.
– А где твоя тень? – спросил Курко.
– Чего? – не понял Смирнов. – Какая еще тень? При чем здесь тень?
– Я о Соболе, он же твоя тень.
