«И ведь не жалко…» – с сожалением, с осуждением подумала она, глядя на рассыпавшуюся по земле вишню. Но спорить не стала, объяснять тоже. Бесполезно объясняться с человеком, который находится в столь истеричном состоянии.
Шагнула в проем, прочь с чужого участка.
Потом оглянулась – Байкалов приставил доску и несколько раз стукнул по ней изнутри, пытаясь приладить на старое место.
«В сущности, эта ситуация повторяется, – с иронией подумала молодая женщина. – Второй раз меня оттуда выгоняют, второй раз я наступаю на те же грабли!»
Мария засмеялась невесело и ушла в дом.
Потом, где-то через час, донеслись какие-то звуки со двора, рядом совсем. Мария выскочила на крыльцо и увидела Ахмеда. Тот выкапывал камень в огороде – тот самый, что стал расти недавно, и временами задевал металлической лопатой его поверхность.
Ахмед услышал шаги, обернулся к Марии, блестя на солнце железными зубами:
– Земля какая у тебя странная… Камни из нее выходят, ишь!
Он и сам казался сделанным из железа, несмотря на возраст, очень преклонный, и недавно перенесенную болезнь. Спокойно копал себе землю, не показывая ни усталости, ни хоть какого-то напряжения.
Мария села на скамейку рядом.
– Как ты сюда попал?
– А так же… – Старик мотнул головой в сторону забора. – Доска все равно отходит. Хозяин приехал, велел забор чинить, а я не стал. – Лопата опять лязгнула о камень. – Злой как собака, хозяин. Все ему плохо, все не так. Что-то у него там случилось, в Москве. Сюда приехал. Говорит, будет продавать здесь все. Совсем продавать.
– Значит, правда. Не слухи это были… – кивнула Мария, не испытывая никакой потребности узнать что-то большее о Байкалове. – Погодите… Ахмед, а вы куда?
– Я куда?
– Ну да… Куда вы потом пойдете?
– Ай, не знаю… – все с той же, непривычной, лихой веселостью воскликнул Ахмед, копая землю. – Потом придумаю. Время есть. К осени придумаю.
«И мне к осени надо что-то придумать, – подумала Мария. – А если попросить Костика купить мне участок рядом?»
Эту мысль, помнится, подсказала Марии одна из соседок, то ли Ласунская, то ли Рожкина. Первоначально она, то есть мысль, показалась Марии глупой (с какой стати Костику делать ей столь дорогие подарки, он даже не муж ей?), теперь же увиделась вполне разумной. Достойной обсуждения, по крайней мере.
«Если я спрошу Костю, сможет ли он купить мне участок, и он согласится сделать это, то… то жизнь моя потечет здесь, как и раньше. Если же он откажется… то… он откажется. И мне придется самой принимать решение. Только это так страшно – опять менять все. Не исключено, что я опять наделаю кучу глупостей… Я никому не нужна, я не знаю, что делать, я боюсь. Но мне надо окончательно выяснить отношения с Костиком, в любом случае. Я не смогла поговорить с братом когда-то, но с Костей я обязательно должна обсудить эту проблему. Нужна я Косте или нет, в конце концов? Нет, разрушать его семью я не собираюсь, но мне надо услышать, что я не пустое место для него…»
О Федоре Байкалове Мария даже и не вспоминала в этот вечер.
* * *
Июль в Москве – это ад. То есть дома или в машине с кондиционером эту жару еще можно вытерпеть, но Федору все эти дни пришлось бегать по присутственным местам. Раскаленный асфальт, душные приемные, потные злые люди, бестолковые и вялые секретарши…
Справок и прочих документов для оформления визы предстояло собрать немало.
Что касаемо квартирного вопроса. Федор же уезжал… Возможно, навсегда, но все равно стремно как-то расставаться с квартирой совсем. Не проще ли ее сдавать?
Желающих снять его московскую квартиру было много, несмотря на кризис и летнее затишье. Но они настойчиво предлагали снизить цену. Демпинговать?
Ладно, пока время еще есть для раздумий.
Еще надо что-то делать с домом (и с прилагающимся к нему огромным куском земли) – в Дербенево. Недвижимость эта досталась Федору от родителей. Дворянское, вернее, семейное гнездо, где обитали предыдущие поколения Байкаловых. Сначала многочисленные и многодетные, потом под влиянием разных причин, исторических и личных, поколения усохли до одной семейной ветки. После безвременного ухода родителей в мир иной там еще, в Дербенево, – некоторое время обитала незамужняя и бездетная сестра матери, потом и она умерла, и последние лет пять на даче уже никто не жил. Федор нашел сторожа, который присматривал за участком, зимой топил в доме…
Самого Федора в Дербенево даже не тянуло. Очень далеко от Москвы. Слишком далеко для дачи. «Правильная» дача – это та, до которой можно добраться часа за полтора. Не больше. Да и потом, Федор никогда не являлся поклонником отдыха на пленэре, ему даже и полтора часа жалко было тратить на дорогу.
Так вот, дачу эту необходимо продать как можно скорее, для получения очередной справки. Причем можно продать либо все целиком, либо поделив территорию на участки. Если по участкам – то это можно сделать достаточно легко и быстро. Если целиком – то по нынешним временам опять придется долго ждать покупателя…
Конечно, жалко распиливать семейное гнездо, но что поделать. Да и вообще, к черту эту глупую сентиментальность…
Кто первым заинтересуется, тому (или тем) и будет дача принадлежать.
Для этой цели Федор и отправился в Дербенево, ожидая в ближайшее время визита риелтора.
Что там еще… Да, в общем, все. С работой Федор разобрался в первую очередь – уволился из института еще в конце июня, не со скандалом, но… определенное «брожение масс» наблюдалось. Часть коллектива знала о причинах ухода Байкалова, одного из самых перспективных сотрудников, другая часть… тоже знала, но видела ситуацию совсем в ином свете.
Словом, одни считали его «незаслуженно обойденным и обманутым», вторые – выскочкой и жадным нахалом, и обе стороны активно спорили между собой.
Но ни с той ни с другой группировкой Федор уже не мог нормально общаться. Он ненавидел их всех – и тех, кто был на его стороне, и тех, кто выступал против него. Первые его не поддержали, когда надо было, вторые – до сих пор радовались его унижению.
Бороться со своим бывшим учителем, стоявшим во главе всей этой заварухи, Федор, конечно, пытался. Пока не осознал бесполезность подобной борьбы. Это же Система, с ней ему придется воевать, а не с каким-то конкретным человеком. Система, которая сложилась уже давно, еще до его рождения. Устои, сложившиеся в научном мире, не позволили бы Федору свалить с трона его учителя, могущественного профессора… С трона – то есть с места директора Института органического синтеза. Никто бы не позволил Федору безнаказанно обвинить своего учителя, известного и уважаемого человека, в присвоении чужого открытия.
Поэтому Федору проще бросить все, продать часть своего имущества и уехать в Америку. Известный университет в штате Массачусетс, который был рад всем талантливым специалистам из любой страны, пригласил Федора к себе на работу. Ему обещали свою лабораторию, где он мог бы стать полноправным хозяином. Это произошло еще зимой, в самый разгар борьбы с учителем, с Системой.
