Он специально ушел подальше, вниз по реке, не хотел сталкиваться с соседкой. Ни к чему. «И чего я так беспокоюсь об этой девице и перед Ахмедом зачем-то юлю… Я от них теперь не завишу, мне все равно здесь не жить!» – словно заклинание, в который раз мысленно повторил мужчина.
Вода была чересчур холодной, а течение на середине реки – слишком сильным. «Нет, не понимаю я этих деревенских прелестей…» – брезгливо подумал Федор и, преодолевая сопротивление водной стихии, поплыл обратно.
Оделся, направился к дому и тут нос к носу столкнулся с соседкой. В этот раз она шла одна.
* * *
Марии по дороге на реку встретились бывшие ученицы. Увидели ее, бросились навстречу – как же дальше жить, Мария Ивановна? Девчонки, Аня и Райка, переживали, что школу закрыли. Менять свое привычное существование дети тоже желанием не горели.
– Ничего, девочки, на каникулы будете домой возвращаться, и в выходные, я надеюсь, родители тоже смогут вас забирать… – Мария, как могла, пыталась успокоить бывших учениц. – Ну вы же сами понимаете – условий в школе хороших не было, преподавателей мало… Все ученики в одном классе собирались!
– Марь Иванна, нашу школу жалко… – вздыхали девчонки. – И так неохота куда-то ехать!
– А все равно придется ехать рано или поздно. Вы же не век тут жить будете. Тут ни институтов, ни работы, ничего…
– А вы как же, Марь Иванна, что теперь делать станете?
– Придумаю что-нибудь, – уклончиво ответила Мария и улыбнулась. На самом деле у нее на душе кошки скребли. Все плохо, все неопределенно… Но показывать свою слабость перед другими, особенно перед детьми, она не собиралась.
Девчонки, пусть и не успокоившиеся, но понявшие неизбежность происходящего, еще поболтали с ней недолго, потом убежали. Мария искупалась, побрела обратно.
Поднимаясь от речки к тропинке, ведущей через рощу, неожиданно пересеклась с тем самым типом, который отчитал ее вчера… с Федором Байкаловым. Кажется, он тоже не ожидал ее увидеть.
Они выскочили друг другу навстречу из-за раскинувшей свои ветви ивы и, едва не столкнувшись, инстинктивно сделали по шагу назад.
– Добрый день, – сухо произнес Федор Байкалов. Сегодня он выглядел приличнее – без разводов пыли на лице, одет в обычные джинсы и рубашку поло… только малиновая ссадина на скуле немного портила общую «картину». Темные волосы, очень высокий, почти великан – из-за того, что стоял сейчас сверху, на тропе. Да, черты лица крупные, резкие, но теперь Федор киношным злодеем уже не казался.
– Добрый… – пробормотала Мария и машинально сделала еще шаг назад. Но склон был довольно крут, и она едва не упала, в последний момент потянулась к стволу березки, росшей рядом.
Федор, тоже машинально, попытался ее схватить, но Мария, скользя назад, отмахнулась от его рук. Схватилась за березу, выдохнула испуганно:
– Ой… чуть не упала.
– Да куда же вы пятитесь, я же руку вам протягиваю…
– Ничего-ничего. Все в порядке.
Теперь они стояли – Мария внизу, тот сверху – на тропе.
– И что вы там делаете, в овраге? – с раздражением спросил Федор. – Вылезайте уже.
– Нет. Я жду, когда вы пройдете, – отозвалась Мария.
– Да пожалуйста… – фыркнул тот и все тем же энергичным шагом отправился дальше по тропе. Мария выждала минуту, затем поднялась на склон, отряхнула подол сарафана, к которому пристали какие-то веточки.
И тут заметила, что Байкалов зачем-то возвращается, – с мрачным, недовольным лицом.
– Послушайте… Мария, да? Я не знал, что Ахмед разрешил вам в мой сад заходить. Почему вы мне сразу не сказали?
– Ничего-ничего. Все в порядке, – вежливо ответила молодая женщина и опять принялась пристально оглядывать сарафан. Нашла еще небольшую веточку, смахнула ее.
Байкалов опять пошел прочь, но через несколько шагов в очередной раз повернулся:
– Я сожалею о том, что так грубо обошелся с вами… Я не знал, кто вы и что Ахмед…
– Я тоже не знала, кто вы, и потому не решилась сразу ссылаться на Ахмеда, – перебила его Мария. – Потом только догадалась – вы и есть тот самый Федор Байкалов. Да?
– Совершенно верно. Но я не представлял…
– Да все в порядке! – глядя ему в глаза, настойчиво сказала Мария.
– Я грубо с вами обошелся. Извините.
– Извинения принимаются, – любезно произнесла она.
Федор кивнул, развернулся… И тут же опять повернулся к Марии, еще более недовольный, взвинченный, как и вчера:
– Вы тут ни при чем, понимаете? У меня свои проблемы, свои траблы, как теперь говорят… Я на этой почве… повернут, понимаете? Не могу, когда берут чужое, когда берут мое, да еще так нагло, нахально хапают.
– Господи-и! Ну сколько мне еще извиняться за эту несчастную вишню, которая и без того пропадала! – не выдержала, схватилась за голову Мария. Глаза защипало от слез. Сама теперь развернулась резко и пошла в противоположную сторону – лишь бы подальше от этого Байкалова.
Но он и не думал уходить – упрямо топал следом.
– Послушайте. Вы не должны извиняться. Это я, я виноват, что наорал на вас вчера. Вы тут совершенно ни при чем. Я говорю – это у меня проблемы, из-за которых мне черт-те что теперь мерещится… – Мужчина обогнал ее, заглянул в лицо и спросил с изумлением, с брезгливостью даже, кажется: – Вы что, плачете?!
Мария смахнула слезы со щек, заставила себя улыбнуться:
– Да, я плачу. Но это тоже мои траблы, к вам они не имеют никакого отношения.
– О нет. Я не хотел. Простите меня, пожалуйста…
– Все в порядке. – Она заставила себя успокоиться.
– Ахмед сказал, школу у нас в Дербенево закрыли, и вы без работы остались, да?
– Реструктуризация-реорганизация это называется, – сдержанно уточнила она.
– Скоты… Лишь бы закрыть, лишь бы сломать все, – с ненавистью выдохнул Федор. – В нашей бы конторе кто такую реорганизацию провел, наконец… Да, а как потом дети, как учителя без работы будут жить, они подумали?
Кто «они» – Мария не стала уточнять. Скорее всего сосед имел в виду чиновников.
– Мир жесток, – пожала она плечами.
– И вы готовы смириться с тем, что о вас все вытирают ноги?
– Меня родная мать не любила, так почему я должна ждать чего-то хорошего от посторонних? – вырвалось у Марии.
– В каком смысле – не любила? – опешил Федор.
– Квартиру-то она московскую моему брату завещала, не мне. Оставила меня бомжом, по сути. И что? Я на нее обижаюсь, терзаю себя? Нет. Пытаюсь как-то сама выкарабкаться. Брат меня окончательно из дома вытеснил. Но и на брата я своего не обижаюсь, его мать таким воспитала. Мне никто ничего не должен, я уже давно ничего не жду ни от кого. Я пытаюсь выживать сама! Если у меня ничего не получается, то я сама в этом виновата! И я не бросаюсь на всех встречных с криками и проклятиями только потому, что у меня эти… траблы. Ой, и зачем я вам все это рассказываю, не понимаю, – опомнилась она.
