– Я молюсь день и ночь, но мои грехи так велики. Я должен постоянно кинжалом напоминать себе о том, что я заслуживаю смерть.
– Хочешь получить прощение грехов?
– Да, великий шейх, мудрый и могущественный баба-Мансур! – вскричал в восторге дервиш. – Ты сжалился надо мной, ты хочешь дать мне прощение?
– Но ведь ты знаешь, чтобы заслужить это, надо сделать что-нибудь необыкновенное, какой-нибудь подвиг.
– Назови мне его, повелитель. Сжалься над твоим несчастным рабом.
– Тогда ступай в Долма-Бахче и проникни во дворец с кинжалом.
– И потом? Потом что?
– Ударь кинжалом, если увидишь принцев.
– Принцев? Они должны погибнуть?
– Сохрани тебя от этого Аллах! Ты должен дать схватить себя там.
– И это то дело, о котором ты говорил?
– Иди и исполни его, – приказал Мансур.
С этими словами он скрылся ловким и быстрым движением за выступом стены и оставил келью дервиша прежде, чем тот успел заметить его исчезновение.
– Где ты, великий шейх? – вскричал в изумлении Алаи, не видя больше Мансура. – Где ты?.. Здесь нет никого. Это было, значит, явление!.. Я повинуюсь его приказанию. Наконец я заслужу прощение! Прощение! Прощение!..
Слова Мансура Алаи счел за слова духа, посланного пророком, и слепо им повиновался.
Между тем султанша Валиде не теряла времени, и все принцы были арестованы и отвезены во дворец Долма-Бахче. Там мушир Чиосси сообщил им, что султан приказал, чтобы они не выходили из дворца и не принимали никого, не иначе как испросив прежде на это разрешение.
– Значит, мы здесь в тюрьме? – вскричал принц Мурад. – Я протестую против такого обращения с нами. Ни я, ни мои братья не делали ничего против воли султана и во всем ему повиновались. Передайте его величеству султану, нашему дяде, что мы не будем никуда выходить из этих комнат, так как не согласны подвергаться таким унижениям. О, скоро ли окончится наша жизнь, исполненная печали, горя и опасений!
Вскоре принцы получили также письмо султанши Валиде, где повторялись приказания султана и сверх того было прибавлено:
«Принцы не должны иметь детей, иначе последних будут убивать тотчас же после их рождения».
После этого всего принцы не могли ни одного часа быть уверенными в безопасности. Турция и так гремела по всему миру, благодаря возмутительным своим законам и обычаям, как жестокое государство. Но в самой Турции, например, преследование принцев крови считалось делом обычным. В этом полуевропейском, полуазиатском государстве проклятие тяготеет над тем, в чьих жилах течет султанская кровь. С самого раннего возраста им угрожает смерть. Ни одного спокойного дня, ни одного веселого часа не выпадает на их долю. Их жизнь проходит в беспрестанном ожидании гнева султана, преследований султанши Валиде.
Вечером того же дня случилось событие, еще более усилившее опасения принцев.
В их комнаты неожиданно проник старый дервиш. Никто не знал, как он мог пройти внутрь дворца; вероятно, стоявшие у входов часовые не заметили его. С обнаженным кинжалом бросился он на Мурада, наследника трона, и убил бы его, если бы принц Гамид не успел вовремя отвести руку убийцы.
На зов принцев сбежались слуги и схватили безумного Алаи, так как это был помешанный дервиш, по приказанию Мансура покусившийся на жизнь принцев. Слуги передали его часовым дворца. Они были из полка капиджи и потому отвели Алаи не в тюрьму, а назад, в развалины Кадри, где дервиш за свой поступок отделался только запрещением выхода из его кельи в течение месяца.
Это приключение усилило боязнь принцев, особенно Мурада, но уже близко было время, когда должна была кончиться их печальная жизнь, когда старший из принцев должен был возложить на свою голову корону.
XXI
Снова соединены!
Увидев Рецию, Сади бросился вон из дворца принцессы. Никакая сила на земле не могла бы удержать его. Между ним и Рошаной все было кончено. Поступок принцессы прекратил все его колебания.
Его выбор был сделан навсегда. Он смертельно оскорбил принцессу, оттолкнув ее от себя, чтобы возвратиться к своей первой любви.
Гнев и бешенство овладели гордой Рошаной. Она была покинута! Она должна была уступить сопернице! Это было позорно, невыносимо. Страстная любовь к Сади в одну минуту обратилась в глубокую ненависть к нему и к Реции. Она хотела их обоих уничтожить, раздавить. Демоническая улыбка сверкнула на ее лице, когда она вспомнила, что у нее есть средство отомстить. Дитя тех, кого она ненавидела, было в ее руках.
Между тем Сади, выйдя из дворца, поспешил ко входу в сад, отовсюду огороженный высокой стеной. Калитка в сад была заперта, и сбежавшиеся на зов Сади слуги и рабы объявили, что они не могут отпереть этой двери.
Одна лишь дверь отделяла Сади от Реции, и он хотел во что; бы то ни стало проникнуть в сад. Тогда он вдруг вспомнил, что есть еще и другой путь, и поспешил к террасе, выходившей на канал, омывающий сад принцессы.
Быстро сбежал он по ступеням лестницы, спускавшейся с террасы к самой воде, вскочил в лодку с двумя гребцами, по счастью тут находившуюся, и велел везти себя к саду дворца. Гребцы бросились исполнять волю паши и направили лодку к указанному им месту, откуда доступ в сад был прост.
Когда лодка остановилась у берега, Сади выскочил из нее и бросился по дорожкам и аллеям сада к тому месту, где он видел Рецию, работавшую над розовыми кустами. Под надзором садовника и садовницы Реция работала вместе с другими рабынями. Слезы отчаяния падали из глаз ее на роскошные цветы.
Вдруг ей показалось, что она слышит знакомый и дорогой ей голос.
– Реция! Реция! Моя бедная, дорогая Реция! – послышалось издали.
Раздались чьи-то приближающиеся шаги. Садовник и садовница бросились на колени.
Кто шел?.. Кто назвал имя Реции? Страх и надежда боролись в душе несчастной. Наконец она решилась поднять глаза. То был Сади. То был действительно он!
Упавшие на колени слуги с удивлением глядели на Сади. Что могло быть общего между могущественным пашой и бедной невольницей? Этого они не могли понять.
– Моя дорогая Реция! – вскричал Сади, схватив в свои объятия дрожащую, безмолвную Рецию. – Наконец кончились твои несчастья!
– Ты меня не забыл? – сказала слабым голосом Реция. – Ты меня не покинешь?
– Никогда! Я хочу быть твоим, я увезу тебя с собой.
– Это сон, – сказала Реция, улыбаясь сквозь слезы. – О, этот сон так хорош, что я хотела бы, чтобы он продолжался вечно.
– Он и будет вечен. Но это не сон, это действительность, моя дорогая.
Это была трогательная сцена. Даже невольницы, столпившиеся вокруг, не могли удержать слез, хотя и не понимали истинного значения этого свидания.
