– Подожди только одну минуту, – продолжал дервиш. – Сади-паша покинул тебя ради дочери Альманзора. Ты ненавидишь их обоих, принцесса. И я также ненавижу их.
Рошана остановилась и пытливо взглянула на старика.
– Откуда ты знаешь про Сади-пашу и мою ненависть? – спросила она.
– Я знаю больше, принцесса. Ты была предусмотрительна и приняла меры предосторожности. Дитя Реции в твоих руках, и ты можешь ужасно отомстить Сади.
– Кто ты? – спросила принцесса.
– Человек, ненавидящий Сади, ненавидящий Мансура, ненавидящий всех людей, – отвечал сгорбленный дервиш подавленным, шипящим голосом. – Теперь ты узнаешь меня, принцесса?
– Твой голос кажется мне знакомым.
– Я мог бы тебе служить и помогать.
– Прежде всего, твое имя?
Дервиш выпрямился и снял с головы ирам. Вблизи стоял фонарь, и его колеблющийся свет падал на странную фигуру старика. Казалось, ему было известно все, касающееся тайн принцессы.
– Кто ты? – повторила с нетерпением Рошана.
Ей хотелось во что бы то ни стало разрешить эту загадку.
Дервиш повернулся к свету, и перед глазами принцессы явилось бледное, искривленное демонической улыбкой лицо Лаццаро.
– Это ты! – вскричала принцесса. – К чему это переодевание?
– Тише, принцесса! Я не могу иначе показываться, – отвечал Лаццаро, снова закрывая лицо ирамом. – Никто еще не знает, что я избежал смерти в пирамиде. Мансур-эфенди не должен этого знать, он думает, что я гнию теперь в подземном ходе.
– Ты сделался слугой Мансура, не так ли?
– К моему несчастью, да. Это произошло после того, как ты из-за Сади отослала меня, принцесса. Несколько месяцев тому назад мы поехали в Египет и далее, в пустыню Эль-Тей, где Мансур-эфенди хотел отыскать сокровище старых калифов и завладеть им. Мы искали его в одной пирамиде и при этом едва не поплатились жизнью, но Аллах не хотел нашей смерти, и мы снова увидели свет.
– Если бы Мансур и ты вместе…
– И гадалка Кадиджа тоже была с нами, но она не вернулась живой, – прервал грек.
– Если бы вы все погибли там, человечество могло бы вздохнуть свободно, – сказала Рошана.
– О, тебе нравится шутить, принцесса. Мансур-эфенди и Лаццаро счастливо вышли из пирамиды, но сокровище не было найдено. В ту же ночь Мансур снова пошел один в пирамиду и я последовал за ним, чтобы добыть что-нибудь и на мою долю. Мы встретились в подземелье, и Мансур сначала попробовал на мне свой револьвер, а потом обработал кинжалом, как бешеную собаку. Только чуду обязан я, что во мне сохранилась еще искра жизни. Когда я очнулся, Мансура и оставшихся в живых дервишей уже не было, я был один среди песчаной пустыни. Тогда я напряг последние силы и, выбравшись из подземелья, пополз к караванному пути. Я знал, что он проходил недалеко от пирамиды. Там нашли меня купцы из Суэца. Ты думаешь, они помогли мне, принцесса? Нет! Они бросили мне только кусок черствого хлеба и гнилых плодов и пошли далее. Но потом мне встретились два бедуина, два степных разбойника, и они помогли мне в благодарность за то, что я сообщил им о близости каравана, а они уже давно его искали. Они дали мне воды, отвезли меня к цистерне, где я мог обмыть мои раны, одним словом, они спасли мне жизнь. И это были разбойники, принцесса.
– Ненависть овладела тобой, грек, – сказала Рошана.
– Да, ты права, принцесса. Я ненавижу твоего Сади-пашу, ненавижу мудрого баба-Мансура, ненавижу всех людей. Если бы не эта ненависть, я до сих пор еще не оправился бы от моих ран, она возвратила мне силы. Возьми меня к себе, принцесса. Я думаю, тебе теперь нужен такой слуга, как я. Возьми меня в твой дворец. Моя ненависть может оказать тебе не одну услугу. Кто, как не я, едва избежал смерти, кому, как не мне, нечего терять или выигрывать. Я тот, кто годен на что-нибудь важное.
Сначала принцесса с удивлением слушала слова Лаццаро, но потом решилась еще раз воспользоваться для своих целей услугами грека. Мысль, что Сади и Реция соединились снова, что она покинута и забыта – эта мысль не давала ей покоя и усиливала ее ненависть. Теперь ей представлялся удобный случай отомстить за себя.
Лаццаро понял, что принцесса готова исполнить его просьбу.
– Я знаю все, – сказал он, – я исполню все твои желания, принцесса, прежде чем ты их выскажешь. Не пройдет и недели, как Сади будет разлучен с Рецией. Не далее, как через семь дней Реции не будет более в его гареме. Они не должны торжествовать, смеяться над тобой. Они не должны наслаждаться счастьем ни одной минуты. Я отвечаю за это. Я отомщу за себя и за тебя. Если ты этого хочешь, то возьми меня к себе, принцесса!
– Возьми этот кошелек, – сказала принцесса, бросая свой кошелек Лаццаро, ловко поймавшему его на лету. – Чтобы оказать мне услугу, тебе не надо становиться моим слугой. Покажи, что ты можешь сделать, и тогда мы поговорим.
– Хорошо. Благодарю тебя, повелительница. Значит, договор заключен.
Рошана оставила грека и пошла к своей карете, ожидавшей ее невдалеке. Лаццаро проводил ее глазами и, когда экипаж скрылся из виду, он снова закутался в свой ирам и пошел от мечети, сгорбившись и, по-видимому, едва передвигая ноги.
Он направился к Беглербегу и после двухчасовой ходьбы достиг наконец дворца. Часовые, стоявшие у ворот, не хотели его впускать во двор. Нищенствующих дервишей насчитывались в Константинополе тысячи, и они пользовались весьма ограниченным уважением. Но греку удалось найти более сговорчивого часового, согласившегося пропустить его.
Привратник мечети. Художник Густав Бауэрфайнд
Войдя во двор, Лаццаро отошел в сторону и, скрывшись в тени одной из стен, казалось, чего-то ждал. Вдруг он оставил свой пост и поспешно направился на другую сторону широкого двора. Там показался Фазиль, слуга принца Юсуфа.
– Фазиль! – крикнул Лаццаро, сдерживая голос. Фазиль остановился и с изумлением оглянулся.
– Сюда, Фазиль, – повторил грек.
Тут только тот заметил старого дервиша.
– Кто ты? – спросил он с недовольным видом. – Как ты сюда попал?
– Подойди ко мне на одно слово, Фазиль, ты сейчас все узнаешь.
Голос дервиша показался Фазилю знакомым, и он решился подойти к нему.
Тогда Лаццаро снял с головы ирам.
– Подойди же сюда, подойди, – повторил он настойчиво.
– Как, это ты? Ты еще жив! – вскричал Фазиль, узнавая грека. – Ты, значит, вернулся?
– Ты слышал, что я не вернулся вместе с прочими, не так ли? Но Лаццаро еще жив! Добрый вечер, Фазиль. Да, это я опять.
– Это очень меня радует, – сказал слуга принца с видимым удовольствием. – Но к чему ты нарядился нищим дервишем?
