– Ты говоришь о насилии. Я должен буду штыками и пушками придать вес своей воле?
– В назначенный вашим величеством день совершится этот переворот и, проснувшись на следующее утро, Константинополь найдет уже все оконченным, – продолжал Гуссейн. – Войска займут все важные пункты, шейх-уль-ислам и его советники будут окружены караулом, и новый закон о престолонаследии будет объявлен вашим величеством народу.
Абдул-Азис, по-видимому, находил удовольствие в заманчивой картине, которую рисовал ему военный министр, он задумчиво слушал его и позволил ему продолжать.
– Большинство слуг вашего величества стоят за этот план, противники же его и ненадежные будут в ночь накануне решительного дня арестованы в своих квартирах. Примкнув к новому закону, они тотчас же будут освобождены. Если народ возмутится, тогда выступят на сцену штыки: принцы будут отправлены в отдаленное место, а от имени наследника принца Юсуфа будут розданы народу деньги. Одним днем решится все и, не дожидаясь согласия шейх-уль-ислама, желание вашего величества будет приведено в исполнение.
– Я обдумаю твой план, Гуссейн-паша, – отвечал султан. Затем, отдав визирю еще несколько распоряжений, отпустил его.
Сади не мог дольше сдерживать себя. Как только Гуссейн вышел из кабинета, он бросился перед султаном на колени.
– О чем хочешь ты просить, Сади-паша? – спросил Абдул-Азис.
– Быть милостиво выслушанным вашим величеством, – отвечал Сади. – Речь Гуссейна не была речью верного слуги, умоляю ваше величество оставить его слова без внимания. Это были советы предателя.
Даже Гассан был удивлен этой неожиданной выходкой Сади, но тот следовал влечению своего сердца.
– Не отвергайте, ваше величество, моей просьбы, – продолжал он. – Внутренний голос говорит мне, что за словами этого визиря скрывается измена, фальшь, что заставляет меня трепетать – трепетать за жизнь вашего величества.
– Что ты сказал? – резко и сердито перебил молодого пашу султан. – Обвинение твое падает на испытанного советника и слугу моего трона.
– Внутренний голос не обманывает меня, я взываю о милостивом внимании вашего величества. Заманчивые предложения визиря фальшивы, а если и не так, то они результат заблуждения, последствия которого будут ужасны, – сказал Сади.
– Довольно, Сади-паша! – закричал султан. – Я извиняю твою опрометчивость твоими добрыми намерениями, но в этом случае просьба твоя опрометчива и недальновидна. Ступай!
Сади встал. Предостерегающий голос его не был услышан, он только повредил себе своими словами, это он чувствовал, он впал в немилость, но нисколько не раскаивался, так как не мог поступить иначе.
III
Отравление великого визиря
Единственное влиятельное лицо при дворе, которое оставалось противником бывшего шейх-уль-ислама и все еще мешало его замыслам и которого еще боялся Мансур-эфенди, был великий визирь. Махмуд-паша был человеком энергичным, хоть о внутреннем управлении его и говорили мало хорошего, но он твердо преследовал свои планы и выведывал планы других. Мы знаем, что в течение многих лет он был противником шейх-уль-ислама, и Мансур неоднократно называл его интриганом.
Феми-эфенди, новый шейх-уль-ислам, был человеком пожилым, держался вдали от двора и не слишком много давал говорить о себе, он был более под стать великому визирю, чем Мансур, который ненавидел и боялся великого визиря, потому что тот разгадывал его планы. Мансур хотел возвести на престол принца Мурада и вполне был уверен в его благодарности за такую услугу. За насильственное низвержение султана, кроме Рашида и Гуссейна-Авни-паши, были также и визирь Халил-паша, морской министр Ахмед-Кейсерли-паша и Мидхат-паша. Мансур уже нашел нового преемника великому визирю в лице преданного ему Мехмед-Рушди-паши, но прежде всего надо было во что бы то ни стало устранить Махмуда. При этом, однако, надо было избежать всякой огласки. Открытое насилие, убийство, нападение не могли иметь места, к тому же подобное дело трудно было выполнить: великий визирь никогда не выезжал без свиты и, кроме того, рассказывали, что он, по совету одного посланника, носит под сорочкой толстую кожаную кольчугу, которая вполне предохраняет его от ударов и пуль. Надо было, значит, подойти к нему другим путем. Мансур-эфенди только потому взял к себе в услужение грека Лаццаро, что имел свои причины купить его молчание и еще нуждался в его услугах. Извлекая из него необходимую пользу, Мансур… но не будем забегать вперед.
Лаццаро был при Мансуре и давно уже заметил, что тот ненавидел и боялся великого визиря.
– Что, ваша светлость, если бы Махмуд-паша скоропостижно умер? – тихо и почтительно спросил Лаццаро, все еще величая своего господина прежним титулом, бросив искоса на Мансура свой страшный взгляд.
– Говорят, великий визирь по временам прихварывает, – отвечал Мансур-эфенди.
Никто кроме него ничего не знал об этом, но Лаццаро тотчас же понял смысл его слов.
– Правда, ходят эти слухи, – сказал он, украдкой посмеиваясь. – Махмуд-паша уже немолод, притом он довольно тучен – при подобном сложении с ним может когда-нибудь случиться что-нибудь недоброе. Пожалуй, в один прекрасный день он скоропостижно умрет.
– Невелика будет потеря для государства.
– А ваша светлость избавитесь от противника. Мне хотелось бы сделать один опыт. У меня в Галате есть знакомая, которая в былое время много странствовала и принесла с собой из одного персидского монастыря много прелестных вещиц. Она показывала мне раз тоненький кожаный мешочек. Но надо быть с ним чрезвычайно осторожным. Между редкостными средствами против всякого рода припадков есть и такие, что при случае могут иметь опасное действие. Мне помнится, что раз она показала мне маленькую коробочку с желтой цветочной пылью и сказала, что она ядовита. Кто, утомившись жизнью, захочет умереть, тому стоит только понюхать эту коробочку. Одного запаха, тонкой струйки этой пыли достаточно, чтобы вызвать мгновенную смерть.
– Достаточно одного вдыхания этой цветочной пыли? Вот действительно редкое средство.
– У моей знакомой в Галате их много. Мне помнится, в одном из ее кожаных мешочков есть несколько зернышек. Кто проглотит хоть одно из них, делается жертвой неминуемой смерти.
– По-моему, цветочная пыльца лучше, такое зернышко все равно что пилюля, а пилюли почем зря не принимают.
– Так-то оно так, ваша светлость, но ведь можно растолочь это зернышко в порошок и насыпать в стакан, – сказал Лаццаро. – У моей знакомой есть еще более редкие средства. Так, в одном флакончике есть у нее белый, прозрачный, как вода, сок. Она говорит, будто он выжат из корня цветка, растущего в монастыре далеко в Персии. Сок этот действует как экстракт гашиша, но еще в десять раз сильнее. Одной капли достаточно, чтобы вызвать чудеснейшие видения, двумя можно возвести душу к небесам, а трех капель достаточно для того, чтобы она уже никогда больше не возвращалась на землю, чтобы человек заснул навеки.
