С любовью поцеловав сына, Мурад в свою очередь удалился в кабинет, где уже ожидал его ставленник Мансура Рашид-паша.
– Я очень рад, что ты здесь, – сказал Мурад лицемерно кланявшемуся Рашиду-паше. – Я желаю, чтобы бывший великий визирь Сади-паша был немедленно выпушен на свободу. Передай мое приказание сейчас же в военную тюрьму.
Казалось, что это приказание привело в ужас Рашида.
– Ваше величество желаете… – прошептал он. – Подобное решение может иметь в настоящую минуту крайне опасные последствия.
– О каких это опасностях ты говоришь?
– У Сади-паши много приверженцев, а он открытый противник вас и ваших министров.
– Понятно, что он враг министра, его низложившего, но я не думаю, чтобы он был моим врагом, поэтому мне бояться нечего, – отвечал Мурад.
– Кроме того, я должен напомнить вашему величеству, что предстоит празднество опоясания мечом, – сказал Рашид-паша. – Это может подать повод к восстанию в пользу принца Юсуфа, а к нему, насколько я знаю, Сади-паша очень расположен.
– Я не боюсь ни Сади-паши, ни принца Юсуфа, меня точно так же предостерегают против тебя и Гуссейна-паши…
Рашид изменился в лице при этих словах.
– Кому должен я верить? – продолжал султан, пристально глядя на Рашида. – На какое предостережение обратить внимание?
– Ваше величество предостерегают от вернейших слуг вашего величества, – сказал министр, притворяясь огорченным. – Тем не менее мы, будучи оклеветаны, принуждены будем просить у вашего величества милостиво отпустить нас.
– Я хочу только доказать тебе моими словами, что бывают разные предостережения, ваша же преданность скоро будет доказана достаточно. Что же касается Сади-паши, то я остаюсь при моем решении сегодня же возвратить ему свободу и вместе с тем я предупреждаю тебя, что велю провести строжайшее следствие в том случае, если Сади-паша неожиданно умрет. Теперь ты знаешь мою волю, исполняй ее!
Против такого приказания Рашиду-паше не оставалось ничего возражать, он поклонился и оставил кабинет. Решение султана казалось, ему опасным, тем не менее он сейчас же отправился в Сераскириат, где встретил Гуссейна-Авни-пашу и передал ему свой разговор с султаном.
Лицо Гуссейна омрачилось.
– В таком случае этот Сади должен умереть, прежде чем ему будет возвращена свобода! – вскричал он.
– Султан уже подумал о возможности этого, – поспешно отвечал Рашид. – В таком случае он угрожал провести строгое следствие.
– Новый султан – еще не признанный повелитель правоверных, – с гневом продолжал Гуссейн, – в настоящее время он не что иное, как наш бессильный ставленник, и только тогда освободится от этой зависимости, когда будет опоясан мечом Османа.
– Ты прав, Гуссейн-паша. Я боюсь, что мы не должны допускать Мурада до опоясания мечом, – сказал Рашид. – На последнем заседании Мансур-эфенди тоже находил, что Мурад не такой султан, какой нужен при настоящем положении дел.
– В таком случае он падет так же, как пал Абдул-Азис, – отвечал военный министр.
– Но надо удалить всякое подозрение, – сказал хитрый Рашид, – поэтому я считаю нужным исполнить пока его приказание относительно Сади-паши.
– Ты думаешь, что мы должны освободить Сади, чтобы тем вернее свергнуть султана, начинающего не доверять нам и противиться нашим планам, поэтому на время мы освободим слабейших, чтобы вернее погубить сильнейшего.
– Я вижу, ты вполне согласен со мной, – сказал Рашид, довольный своим разговором с военным министром. – Необходим второй переворот. Мурад не должен быть опоясан мечом Османа.
– Да, мы станем откладывать опоясание до тех пор, пока не будет возможно возвести на трон нового султана, – сказал Гуссейн, – в этом отношении мы все одного мнения. Передай султану, что Сади-паша будет освобожден сегодня вечером, и не спускай с султана глаз, чтобы не случилось более ничего подобного.
Затем Гуссейн простился со своим сообщником и, позвав к себе дежурного офицера, передал ему приказание относительно освобождения Сади-паши.
XIII
Три друга
Когда Сади пришел в себя, то караульному офицеру было дано об этом знать, а он в свою очередь сейчас же передал это известие военному министру, крайне этим удивленному.
Доктор употребил все старания для поддержания жизни Сади, здоровая натура которого взяла наконец верх, и он заснул крепким спокойным сном и проспал до утра, а на другой день проснулся почти здоровым. Проснувшись, он вспомнил все происшедшее и начал расспрашивать о Сирре, но не мог ничего узнать.
Вдруг вечером, к его крайнему удивлению, явился к нему караульный офицер и почтительно объявил ему о его освобождении. Этого Сади никак не ожидал. Что значила эта неожиданная перемена в его судьбе? Неужели были назначены новые министры? Или, может быть, было наконец дознано, что Сади напрасно томится в темнице? Сади не мог расспрашивать об этом офицера. К тому же ему было вполне достаточно, что он свободен и может возвратиться к своей Реции. Все остальное, говорил он себе, он узнает после.
Офицер сказал, что выведет Сади из тюрьмы, и тот последовал за ним.
Выйдя из башни, Сади поблагодарил офицера и, сев в проезжавшую мимо карету, поехал домой, нетерпеливо желая скорее увидеть Рецию.
Приехав домой, Сади поспешно расплатился с кучером и позвонил. Слуга, отворивший ему дверь, в первое мгновение не мог ни слова выговорить от удивления, затем бросился на колени и заплакал от радости.
– Слава Аллаху! – вскричал он, целуя руки Сади. – Ты возвращаешься здоров и невредим! Какое счастье!
– Встань! – сказал Сади, тронутый радостью слуги. – Где моя супруга Реция?
– О господин! – сказал слуга, и на лице его выразилась печаль. – О господин… Не спрашивай.
– Что случилось? Говори! Разве Реции нет более здесь?
– Нет, твоя супруга здесь.
– Почему же ты отворачиваешься?
– О, большое горе случилось в твоем доме, благородный паша.
– Реция умерла? Говори… Рассей мучительную неизвестность.
– Вот идет врач, – сказал слуга, указывая на сходившего с лестницы старика доктора, – спроси его.
– Что случилось? – со страшным беспокойством спросил Сади доктора, спасшего его от смерти. – Я узнаю тебя, ты лечил меня, но скажи мне, чего я должен ожидать?
– Надежды очень мало, благородный паша, – отвечал доктор.
– Моя Реция…
– Лежит тяжело больная, благородный паша. Твоя супруга видела тебя лежащим бездыханно и в отчаянии поразила себя в грудь кинжалом, чтобы умереть вместе с тобой.
Сади закрыл лицо руками. Этот новый удар разрушал все его надежды.
– А я жив, – прошептал он наконец. – Моя верная Реция умирает за меня, а я пробуждаюсь для жизни. О, к чему ты не дал мне умереть!
