– Пусть его казнит кто хочет, – отвечал палач.
– Это значит, что ты не хочешь его вешать? – спросил Лаццаро.
Палач подумал несколько мгновений, затем повернулся к греку.
– Ты прислан допрашивать меня? – спросил он.
– Нет, я прислан только дать тебе совет, – дипломатично отвечал Лаццаро.
– Это не моя обязанность – вешать мертвых.
– Ты не так понял меня, Будимир, – перебил Лаццаро рассерженного черкеса. – Я должен дать совет не о том, как казнить мертвеца, а о том, как устроить казнь, чтобы никто не заметил его преждевременной смерти.
Будимир покачал головой.
– Береги свой совет для себя, – сказал он, – я же не нуждаюсь в твоих советах.
Лаццаро простоял еще несколько мгновений около черкеса и вышел вон.
Когда Будимир в свою очередь хотел уйти, то в коридоре его остановил караульный, говоря, что комендант башни требует к себе палача.
– Комендант? – полуудивленно, полурассерженно спросил Будимир. – Скажите, какая честь! Иди вперед, я следую за тобой.
Черкес понял, что дело неладно, но он был совершенно спокоен и хладнокровен.
Придя к Кридару-паше, он поклонился ему совершенно спокойно. Паша пристально взглянул в ужасное лицо палача, выражавшее непоколебимую волю.
– Был ли ты у приговоренного? – спросил Кридар-паша.
– Да, я был у мертвого Гассана-бея, – отвечал палач.
– Завтра после заката солнца ты должен исполнить произнесенный над ним приговор.
– Этого я не могу сделать, благородный паша.
– Не можешь?
– Это не моя обязанность – казнить мертвых.
– И все-таки ты должен это сделать.
– Кто это говорит? – спросил Будимир, глядя прямо в глаза паше.
– Такой отдан приказ.
– Я не стану казнить мертвого.
– Ну так тебя заставят! – с гневом вскричал Кридар.
– Кто же?
– Я!
– Этого ты не можешь сделать, благородный паша, – со злобной улыбкой возразил Будимир.
– Ты останешься здесь до казни и авось будешь тогда сговорчивее.
– Силой ты от меня ничего не добьешься, благородный паша. Ты можешь держать меня здесь, но ты не можешь принудить меня вздернуть на виселицу мертвого перед собравшимся народом. Кроме того, еще надо поставить виселицу.
– Довольно. Ты думаешь, что только ты один можешь казнить, но есть и другие, способные сделать то же самое, и мне кажется, что я нашел такого человека. Ты не хочешь совершить казнь, за которую назначено тройное вознаграждение, хорошо, в таком случае другой заменит тебя. Потому что казнь должна быть совершена. Ты же останешься здесь.
Казалось, эти слова подействовали на Будимира, может быть, это была только ловкая ложь со стороны Кридара, подметившего слабую сторону этого непоколебимого человека, во всяком случае, слова Кридара не остались без последствий.
– Что ты говоришь? – поспешно спросил палач. – Другой?
– Ты отказываешься исполнять свою обязанность, хорошо. Тогда твое дело исполнит другой и получит тройное вознаграждение.
– Что за дело мне до вознаграждения? Но никто другой не должен занимать моего места.
– Ты думаешь, что ты один только способен на это?
– Другой, когда я еще жив? Такого позора Будимир не перенесет.
– Кто же в этом виноват?
Будимир, видимо, боролся сам с собой, затем подошел к Кридару.
– Я исполню приговор, – сказал он.
– Как над живым?
– Пока я жив, никто не займет моего места. Я согласен. Отпусти меня.
– Твоих слов для меня достаточно. Ты свободен. Исполняй завтра после заката солнца твой долг, – заключил разговор Кридар-паша и отпустил черкеса.
К утру другого дня на рыночной площади была готова виселица, но на этот раз она была построена гораздо ниже обыкновенного.
Еще задолго до заката солнца на площадь были приведены войска и поставлены густой стеной вокруг эшафота, чтобы помешать народу приблизиться к месту казни, кроме того, даже все ближайшие дома были заняты солдатами, так что никто посторонний не мог бы увидеть вблизи, что произойдет на эшафоте. Несмотря на это, площадь была битком набита народом, и не подозревавшим, что предстоит казнь мертвеца, и только уже впоследствии слухи об этом проникли в народ из иностранных газет. Что касается опасений визирей относительно восстания в пользу Гассана, то о нем не было и речи. Толпа собралась только из одного любопытства. Редиф-паша и Кридар-паша находились в одном из домов на площади и глядели из окна. Они лично убедились, что не предвидится никакой опасности, и только хотели видеть, как исполнит палач свое отвратительное дело.
Солнце уже зашло, а кареты с преступником все еще не было видно. Казалось, Будимир запоздал. Любопытные с удивлением качали головами, так как Будимир в первый раз опаздывал. Никто не знал, что ему было предписано опоздать, чтобы дать время распространиться темноте.
Наконец вдали показалась карета. Солнце давно зашло, и вечерний сумрак уже распространился над Константинополем. Напрасно толпа желала рассмотреть казнь: темнота и войска, окружавшие эшафот, делали это совершенно невозможным. По окончании казни войска удалились и вокруг виселицы оставлены были только часовые. Толпа также стала расходиться. На другое утро Будимир снял труп с виселицы, и таким образом закончилась эта отвратительная комедия.
XXII
Доказательство любви
– Я думаю, бей, – говорил граф Варвик Зора, сидя у него в гостях, – я думаю, что вас привела сюда любовь к леди Страдфорд.
– Вы думаете, граф, что я отказался от места в Мадриде только из-за леди? Вы ошибаетесь. Я не принял места потому, что сделать это было бы для меня унижением, и я ничем не заслужил выказанной мне неблагодарности.
– Конечно, нет. Я думаю, что в Турции все идет вверх дном.
– Главные виновники уже наказаны Гассан-беем, – продолжал Зора в волнении, – а я имею средства к жизни и без службы, поэтому я решил бросить ее.
– Но, во всяком случае, причиной вашего возвращения и решения жить здесь является прелестная вдова, освобожденная вами от ее мучителя.
– Да, граф, я не стану лгать, вы правы.
– Я знаю, вы любите леди.
– И это правда.
Граф Варвик помолчал немного.
– Я знаю, что вы не любите леди, – сказал Зора.
– Сказать, что я ее не люблю, было бы слишком много, – возразил граф, – я признаю ее красоту, любезность и ум, но…
– Говорите, не стесняясь.
– Я боюсь, что она не в состоянии сделать человека действительно счастливым.
