– Надо же, граф! Неудивительно, что ваш покой охраняет настоящая горгона.
– Горгона? – На самом деле он все прекрасно понял. Уголок рта приподнялся в невольной усмешке под ее многозначительным взглядом. – Не думаю, что у нее в обычае превращать посетителей в камень. Пока за ней этого не водилось. Семья миссис Саффолк работает здесь на протяжении нескольких поколений. Она просто бдительна.
Они прошли по внутреннему двору. Дейзи привычно направилась к задней двери, однако Себ подхватил ее под локоть, разворачивая в противоположном направлении на чисто выметенную подъездную дорожку, с которой открывался вид на покрытую рощами равнину.
– Через парадный вход, и начнем все заново. Здравствуйте! Я – Себастьян Бересфорд, граф Холгейт.
– Себастьян Бересфорд? Мне знакомо это имя. Вы не граф, вы же историк.
– И то и другое. Даже у графов в наше время есть профессия.
Хотя теперь трудно сказать, как ему удастся сочетать академическую карьеру с управлением Хоуксли. Это проблема, которая еще ждет решения.
– Прошу вас в мой дом.
Дейзи, поколебавшись мгновение, вложила холодную ладонь в его руку.
– Дейзи Хантингдон-Кросс, приятно познакомиться.
Кто? Слабое воспоминание понемногу выплывало откуда-то издалека, высвечиваясь в фокусе сознания.
– Хантингдон-Кросс? Дочь Рика Кросса и Шерри Хантингдон?
Ничего удивительного, что ее лицо показалось таким знакомым! Высокородный отец и мать – чистокровная графиня. Сестры Хантингдон-Кросс, белокурые и длинноногие, славились своей красотой не меньше, чем дурной репутацией. То и дело мелькали на страницах таблоидов на разных этапах карьеры. Зато их родители сумели стать красивой легендой – богатые, знаменитые, лихие в любви.
Сердце Себа заколотилось, болезненно разрывая грудь, дыхание вырвалось в глубоком вздохе. Это совсем не его план спокойного, продуманного и закрытого от всех союза. Вместо этого перед ним открывается дорога к большим неприятностям. Женившись на подобной девушке, он даст пищу для нескончаемых газетных сплетен. Бересфорд и Хантингдон-Кросс станут заголовками первых страниц, и тогда всплывет то, что его родители предпочли бы не ворошить. Все усилия, предпринятые, чтобы держать прессу как можно дальше, рухнут скорее, чем он успеет произнести «согласен». Но если он не женится, ребенок лишится наследства. Так что выбора практически нет.
– Хантингдон-Кросс, – повторил он.
Дейзи выпустила руку, отпрянув от ужаса, прозвучавшего в голосе Себа. В какой-то момент ей даже захотелось придумать, что она не из тех Хантингдон-Кроссов, а всего лишь кузина, очень, очень далекая родственница. Откуда-нибудь с севера. Разумеется, откуда Себу знать, что у семьи нет родственников на севере. Но какой смысл? Правда откроется довольно быстро. Родители могут быть сумасбродными, с дурной репутацией, но они ее родители. Не важно, сколько титулов или прославленных предков, у него нет права насмехаться над ее семьей.
Дейзи позаимствовала толику высокомерия матери, прибавив от себя достаточно льда в голосе.
– Да, я младшая из сестер. Уверена, из газет вам известно, что в прошлом я неуправляемый ребенок, оторва, если нужна подсказка.
Жар пробежал по ее телу, заставив кровь стучать в жилах. Несправедливо, что лишь улыбка способна преобразить лицо, сделать таким привлекательным. Таким желанным.
– Ты та самая, кого исключили из школы? – Следовало бы самому вспомнить об этом.
Кровь бросилась Дейзи в лицо, краска залила щеки. Разумеется, он оксфордский профессор, которому никогда прежде не приходилось иметь дела с теми, кого исключают из школы за неспособность к обучению.
– Меня вовсе не исключили, а просто вежливо попросили покинуть школу.
– Для меня это одинаково.
– Там все было до нелепости строго. Не вылететь просто невозможно. Особенно если нет ума и старания, в отличие от моих сестер. – Прошло восемь лет, а она продолжает убеждать себя, что с ней поступили несправедливо. Эта рана по-прежнему болит. – Мать настоятельница всегда искала случая очистить школу от тупиц вроде меня. Вот так я и провалила переводной экзамен.
Дейзи внимательно посмотрела на Себа, словно подталкивая его к живой реакции. Очень может быть, что в качестве матери будущих наследников он планировал кого-нибудь с таким же букетом степеней, как у него. Это непременно скрепит подобный союз.
– Но вас ведь исключили не за академические провалы?
– Я и не говорю, что только за них. Скорее за то, что я переходила границы и позволяла себе появляться в ночных клубах Лондона. Думала, все обойдется более или менее легким наказанием. Но на первых страницах The Planet появились снимки, которые должны были немного встревожить некоторых родителей.
– Всего лишь немного? – Его рот еще больше скривился, глаза загорелись, став такими яркими.
– Мне было всего шестнадцать. Большинство шестнадцатилетних девчонок даже не подозревают, каково это – оказаться запертыми в монастырской школе, где не позволяют даже бросить взгляд в сторону парней, заставляют носить страшенную форму. Это же противоестественно! Я сразу попала на первые страницы газет, самые первые! Но они недолго цеплялись ко мне, быстро поняв, насколько я для них скучна. Однако могу поклясться, даже если бы я после этого хоть сто раз умерла, то и тогда в моей эпитафии значилось: «Дейзи – бывший трудный ребенок, исключенный из престижной школы для девочек».
– Возможно. – Его голос снова стал маловыразительным, огоньки в глазах погасли, словно никогда и не было. – Ну, вперед! Давайте войдем в дом. На улице холодает, а у одного из нас не по сезону голые ноги.
Как только солнце начало клониться к закату, тепло быстро ушло. В вечерний воздух незаметно вплетался прохладный ветерок, холодящий ноги Дейзи. Она вздрогнула, озноб пробежал по рукам и спине. Но не только от холода. Если она снова войдет в замок, все может перемениться. Хотя все и так должно перемениться. Не лучше ли ей оказаться не одной? Это не то предложение или замужество, которое она видела в своих мечтах. Но пора взрослеть. Все эти сказки о принцах остались в детстве, а в жизни принцы могут принимать разнообразные формы и размеры, оказаться, к примеру, графами. Она окинула его взглядом, быстро пробежавшись по ногам, торсу, мускулистому и поджарому под рубашкой и свитером.
Тело еще помнит ощущения того момента, когда он подхватил ее на руки, даже не покачнувшись, как перекатывались его мускулы.
А как же невероятные усилия, чтобы обрести независимость? Не спекулировать именем знаменитых родителей, не зависеть от их денег? Пусть это замужество необходимо для поддержки – эмоциональной, не финансовой, – но чем такая поддержка отличается от того, что она могла бы получить в семье? По крайней мере, дома ее любят. А замужество без любви не обсуждается. Это не для нее. Она намерена прояснить свою точку зрения в этом вопросе. Только так возможно двигаться дальше и решать, что лучше для ребенка.
