– Готтер? – спустя мгновение молчания позвал Курт. – Что скажешь? Имеет право на жизнь такая версия?
– Очень похоже на правду, – тихо отозвалась ведьма. – И это бы многое объяснило.
– В том числе и то, почему обер за все это время даже не почесался, – добавил охотник. – Старик больной, город не контролирует, за ситуациями следит по отчетам Хальса, которому верит и доверяет, а в отчетах – настоящие, не поддельные малефики. Собственно, так оно и было. Всё чисто.
– Стало быть, примем эту версию как основную, – вздохнул Курт и, помедлив, с расстановкой произнес: – А если мы примем ее как основную, мы придем к выводу, что это нечто, каковое наш таинственный противник пытается пробудить или призвать, может явиться в любой момент. Мы ведь не знаем, когда он сочтет Всадника достаточно ослабевшим и что станет финальным толчком для начала… И началом чего именно это будет – мы тоже не знаем.
– А также, – многозначительно прибавил охотник, – если оправдаются твои надежды на то, что после случая у ратуши они «засуетятся и наделают глупостей», – мы даже и предположить не можем, как именно это будет выглядеть. У тебя-то самого как – версии есть?
Курт молча вздохнул, переглянувшись с ведьмой, снова бросил взгляд на светлеющие щели ставен и, наконец, медленно кивнул:
– Есть.
Глава 27
Они вошли в город рано утром, как сообщил запыхавшийся, взмокший от бега стражник Официума, который перехватил майстера инквизитора на одной из улиц неподалеку от дома Юниусов: инквизитор в сопровождении вооруженной охраны, под знаменем Конгрегации и алым штандартом, и при нем еще полдюжины людей со Знаками, то ли помощники, то ли инквизиторы рангом ниже, этого стражнику не сказали, а разглядеть он не успел. Приезжий служитель представился новоназначенным обер-инквизитором Бамберга, майстер Ульмер уже разбужен и призван в Официум, и майстеру Гессе также велено явиться как можно скорее.
– Зараза… – с бессильной злостью пробормотал Курт, отправив стража восвояси, и Ван Ален удивленно уточнил:
– Недоволен появлением своих? С чего это? Я, быть может, чего-то не понимаю, но разве нам сейчас не будут кстати свежие силы и не замаранные в здешних пакостях твои собратья?
– Будут, – угрюмо согласился он. – Мало того – я сам и вызвал их сюда. В день, когда погиб Хальс, в Бамберге был курьер Конгрегации, и с ним я отправил отчет о происходящем, присовокупив к этому отчету и свое видение ситуации, согласно которому следовало бы прислать сюда expertus’ов, пару десятков вояк и кого-нибудь на замену Нойердорфу ввиду состояния его здоровья. Учитывая его смерть, должен заметить, что эта идея пришла мне в голову как нельзя более кстати.
– Так чем ты недоволен тогда?
– До этой минуты я был волен творить, что вздумаю, ни перед кем не отчитываясь и никого не убеждая в том, что надо сделать именно это, а не написать кучу запросов и отчетов. Я и теперь могу помахать перед носом нового обера своими особыми полномочиями, однако это может стать поводом к лишним сварам, что мешает работать… Идем, – обреченно кивнул Курт, зашагав по светлеющей улице к повороту в сторону Официума. – Посмотрим, кем нас осчастливило начальство; быть может, мое везение и здесь не даст маху и он окажется славным старичком.
– «Идем»? А я-то там что забыл?
– Ты теперь полноценный участник расследования, – безапелляционно отозвался Курт. – Говорить ли, кто ты такой, решай сам, но имей в виду, что сокрытие этой информации может повредить делу.
Ван Ален не ответил; Нессель тоже шла рядом молча, бледная от усталости, и на все сильней разгорающийся рассвет поглядывала с тревогой.
– Что-то не так? – на ходу спросил Курт, и ведьма неловко передернула плечами, тихо отозвавшись:
– Не знаю… Предчувствие. Кажется.
Охотник бросил на нее мрачный взгляд, однако вслух ничего не сказал, лишь нахмурившись своим мыслям и ускорив шаг.
До самого Официума никто не проронил больше ни слова; Ван Ален мыслями все еще был наполовину там, в доме покойного судьи, где в комнате на втором этаже лежало тело его брата, Нессель по-прежнему косилась в небо, и теперь уже Курт не был уверен в том, что она смотрит на солнце, – все больше казалось, что ведьма пытается увидеть распростершуюся над городом сеть, а может, даже и видит ее, чувствует ее липкое прикосновение…
Официум казался сегодня ожившим древним чудовищем, которое пробудили от многовекового сна, и теперь оно нехотя, лениво ворочалось, пытаясь разомкнуть веки и недовольно ворча. Обыкновенно пустая узкая площадь перед зданием сейчас выглядела забитой битком – пара дюжин лошадей и десяток солдат, казалось, заняли ее собою плотней, чем позавчерашняя толпа горожан. Внутри не столько виделась, сколько ощущалась напряженная суета, и Ван Ален, еще более мрачный, чем прежде, чуть слышно пробурчал:
– Нехорошо тут сегодня. Чую, новый обер наведет шороху…
– Нет такого начальства, которое нельзя было бы призвать к порядку, – отозвался Курт, уверенно направившись к лестнице. – Надеюсь, новичок достаточно разумен, чтобы об этом помнить.
Охотник скептически покривился, однако возражать не стал, молча направившись за ним к двери бывшей рабочей комнаты Гюнтера Нойердорфа.
У двери стоял солдат – незнакомый, явно прибывший вместе с новым обер-инквизитором; увидев гостей, он попытался преградить им путь, однако Сигнум следователя с особыми полномочиями эффект возымел почти магический, и страж лишь кивнул, отступив и вновь замерев у двери.
Стучать Курт не стал; дверь он распахнул хозяйским широким движением, будто входил в собственные покои, и так же уверенно переступил порог, кивком головы велев Ван Алену с ведьмой следовать за ним. Лишь когда оба осторожно, будто с каждым новым шагом опасаясь провалиться в спрятанную под плитами пола ловушку, прошли в комнату, он закрыл дверь и обернулся к столу, из-за которого навстречу ему неспешно, с показательной ленцой, поднялся крепкий и сухой, как веревка, человек. Новому обер-инквизитору Бамберга было не полных шестьдесят – это Курт знал точно, несмотря на то, что из-за обширной лысины собрат по служению казался старше…
– Здорово, академист, – поприветствовал он, выйдя из-за стола и остановившись в двух шагах напротив.
Два мгновения Курт стоял неподвижно, молча глядя на знакомое лицо, с годами почти не изменившееся, – лишь седина в поредевших волосах стала гуще, да само лицо вытянулось, будто усохнув, – и, наконец, кивнул в ответ, ровно отозвавшись:
– Salve, Густав.
Еще несколько секунд протекло в молчании, и Райзе сделал шаг вперед, как-то неуверенно протянув руку; Курт тоже шагнул навстречу и невозмутимо, стараясь не замечать возникшей неловкости, пожал узкую морщинистую ладонь. Руку бывшего напарника он задержал на мгновение дольше, чем требовало приветствие, мельком взглянув на кольцо, обхватившее безымянный палец, и Райзе, перехватив его взгляд, торопливо высвободил ладонь.
