– В самом деле?.. Посмотри на меня. И скажи: похоже, что я лгу? Похоже, что я не знаю, о чем говорю, и пересказываю тебе очередную легенду, на сей раз инквизиторскую, а не курсантскую? Посмотри на меня, подумай – хорошо подумай – и ответь честно. Не мне, сейчас не это для тебя важно; ответь себе. От этого ответа зависит твое будущее.
В шатре повисла тишина – бездонная, беспросветная, мертвая; Каспар смотрел ему в глаза неотрывно, испытующе…
– Этот бой тебе не выиграть, – сказал Курт, все так же не повышая голоса. – С таким противником не совладать. Они размажут тебя, сомнут, вывернут наизнанку, после чего вручат твою истрепанную в клочья душу Творцу. Ты спросил, стерегут ли Ангелы тот монастырь… Я не знаю. Никто не знает. Возможно, да. А возможно, когда за тебя примется братия – ты повстречаешься с Самим Создателем. Хватит ли у тебя духу выкрикнуть Ему в лицо имя своего бога? Достанет ли воли хотя бы взглянуть в лицо Неугасимому Пламени?
– Надо было прирезать тебя в том замке, – повторил Каспар едва слышно, по-прежнему глядя глаза в глаза, и Курт все так же ровно и тихо проговорил:
– Ты говорил, что это ты меня сделал. Я не спорил, помнишь? Так отвечай перед судьбой и собой за дело своих рук.
Пальцы арестанта, держащие баклагу, сжались, рука напряглась; Курт качнул головой:
– Не думаю, что это хорошая идея. Ну, размозжишь ты мне голову, и что дальше? Пасть в битве тоже не выйдет. Ты, конечно, посреди лагеря, полного бойцов, но каждому здесь отдан приказ в случае попытки побега не убивать тебя ни в коем случае, а лишь калечить – до любого состояния, только бы ты мог дышать, думать и говорить. А того, что от тебя останется, насельникам Абиссуса хватит для дела.
Еще мгновение пальцы, сжимавшие сосуд, оставались напряженными и, наконец, медленно расслабились, бросив баклагу на пол, а потухший взгляд опустился…
– Напрасно я сказал, что месть тебе не нужна, – глухо произнес Каспар, на миг прикрыв глаза. – Мстишь ты изощренно и бьешь по нужным местам…
– Сейчас я скажу тебе то, что говорю всем. Каждому упрямцу из тех, кто побывал в моих руках. За двенадцать лет службы я произносил эти слова бессчетное количество раз и, поверь, каждый раз с искренней надеждой на то, что меня послушают… Скажу и теперь, надеясь на то же. Подумай над тем, что ты всё равно всё расскажешь. Рано или поздно. Так или иначе. Мне или нет.
– Тв-варь… – с усилием выговорил Каспар едва слышно. – Вот же тварь…
– Выбор у тебя невелик, – сказал Курт. – Primo. Принимай мои условия; да, ты погубишь этим часть отстроенного тобой мира, но другой части дашь то, что им так нужно, – мученика, знамя, жертву, пример для подражания и воодушевления, а сам получишь свое посмертие, какое там тебе обещали. На мой вкус – так себе посмертие, но выбор, опять же, твой. Secundo. Откажись, пойди на принцип – и ты уже понял, что будет.
Арестант сидел молча, сжав губы и не глядя на него, и было видно, как судорожно колотится вена на виске…
– Выбирать придется сейчас, – договорил Курт. – Это значит «прямо сейчас». Мне не нужны символические жесты, посему я не стану давать второго шанса: не услышав сию же минуту того, что хочу услышать, я просто встану, выйду – и позову парней снаружи и Готтер с фляжкой твоего зелья. Итак?
– Если… – начал Каспар, запнулся, будто подавившись словами, и с усилием продолжил: – Если я соглашусь, ты можешь обещать, что я, когда все закончится, поднимусь на костер?
– И после всего сказанного ты поверишь моему обещанию?
– Поверю, – отозвался тот, не задумавшись, и Курт кивнул:
– Да. Я могу обещать.
– Слово?
– Слово инквизитора… Не самая надежная штука, сам знаешь. Но – да. Даю слово. Когда все закончится, будет тебе костер. Самый большой и самый жаркий, на самом высоком холме, при полном собрании здешнего солдатства и рыцарства и лично наследника. Итак?
– Поклянись своим богом.
– Слову, значит, все-таки не веришь, – заметил Курт и кивнул: – И правильно… Хорошо, пусть будет так. Именем Христовым клянусь, что исполню обещанное. А что я услышу в ответ?
– Да.
На это короткое слово Каспар собрал, кажется, все силы, как сам он – на тот удар на берегу лесной реки; оно прозвучало еле слышно, почти беззвучно, тускло…
– Хорошо, – подытожил Курт, – договорились. Ты был прав, месть мне не нужна. Мне нужна лишь информация, и то, что я получу ее именно таким путем, – так ты сам не дал мне иного выбора… Я не стану на тебя давить, не буду пытаться сейчас выжать все, что можно, пока ты сломлен; задам лишь пару вопросов и уйду, дам тебе перевести дух. А чуть позже – вернусь, и мы снова сможем сделать вид, что я не помню, как стоял перед горящим домом в Бамберге и над телами убитых в замке Курценхальма, не видел глаз парня, чью семью ты убил, не читал в протоколах о разметанных в клочья людях – мужчинах, женщинах, детях – на турнире в Праге… что не помню и многого-многого другого. А ты снова сделаешь вид, что этому веришь, и мы опять побеседуем – так, как начали, мирно, спокойно, без угроз.
– Пивка прихвати.
На каменную, бескровную улыбку Каспара Курт ответил столь же натянутой усмешкой и кивнул:
– Разумеется.
Бруно стоял в отдалении, прислонившись спиной к борту телеги; на телеге сидел Фридрих, методично обрывая листки с какой-то ветки, и судя по обрывкам, скопившимся на земле под его ногами, сидел давно. Нессель была здесь же – снова в полагающемся ей женском одеянии, однако на телеге рядом с принцем восседала слишком вольно, по-мальчишески болтая ногами, не достающими до земли. Хельмут замер в нескольких шагах – достаточно далеко для того, чтобы не слышать, о чем говорят эти трое, и достаточно близко для того, чтобы не позволить совершиться чему-то недолжному.
К майстеру инквизитору, когда он приблизился, поднялись три взгляда – ожидающих и напряженных.
– Улов неплохой, но я пока особенно не давил, боюсь передавить, – без предисловий сообщил Курт. – Бруно, сообщи Сфорце, что с Винландом проблемы. Карту Каспар тогда профукал, но впоследствии поступил умнее, не потратив при этом ни гроша.
– Не может быть… – уныло пробормотал Фридрих, и Курт скептически покривил губы:
– Прямо уж так «не может»… Да, среди поселенцев и даже, скорее всего, наших друзей-тевтонцев – люди Каспара. Несколько имен назову, но остальных еще не знает он сам, они вербуются в том числе и на месте. Помимо вполне очевидной опасности, есть и еще одна: слухи. Когда поползут сплетни, что Император скрывает от всего мира новую землю, на которой вполне спокойно обживается и наживается… Не «если поползут», а «когда». Думаю, это все понимают. Как с этим быть – думайте.
– Винланд? – непонимающе нахмурилась Нессель, и Бруно вскинул руку, прося тишины:
– После расскажу.
– И еще, – продолжил Курт. – Дания, Норвегия, Швеция.
