– И к чему это ты? – напряженно уточнил Ван Ален; тот передернул плечами:
– Это не наши дела. Малефиков здесь нет, и по-хорошему – нам бы стоило отсюда свалить, рассказать нашим, что в городе все в порядке, и больше сюда не соваться.
Охотник молча вздохнул, сместив взгляд с брата сначала на молчаливую Нессель, потом на Ульмера, на Курта, и, наконец, медленно качнул головой:
– Уезжай один. Я останусь.
– Ян, только не начинай опять, – просительно-угрожающе выговорил Лукас, и Ван Ален натянуто улыбнулся:
– Да брось. Мы уже не раз работали порознь…
– Да. Из-за тебя и того, что ты всегда всё решаешь за нас обоих.
– Так реши сейчас за себя сам, – предложил охотник, широко поведя рукой и завершив этот жест на двери трактира. – Уезжай. Заметь, я тебя не удерживаю, не уговариваю и отпускаю одного – сам! – со спокойной душой. Признаю, что ты совсем большой мальчик и не нуждаешься в няньках. Уж добраться до наших и поведать им о том, что мы выяснили, – это ты точно сумеешь без меня. Да и я без тебя Богу душу чай не отдам. Молот Ведьм за мной присмотрит.
– Если верить слухам – все, за кем он присматривает, в итоге именно этим и кончают, – буркнул Лукас и, покосившись на майстера инквизитора, коротко бросил: – Без обид.
– Стало быть, это я за ним присмотрю, – погасив улыбку, твердо произнес Ван Ален. – Этот парень однажды спас мою шкуру, и сейчас я не намерен бросить его барахтаться в одиночку, когда он оказался в заднице.
– Справедливости ради, – возразил Курт негромко, – напомню, что и ты тоже, в общем, выдернул меня тогда с того света, да и в последнем бою вовремя оказался рядом пару раз… Ян, в том трактире мы все спасали друг друга, прямо или косвенно, и вести счет долгов сейчас крайне глупо. Если дело лишь в этом – то не стоит менять семью на инквизитора с проблемами.
– Ладно, – резко и почти зло сказал охотник. – Я не хотел, но ты меня вынудил… Я считаю, что я просто обязан остаться и помочь тебе, чем смогу. И что б ты там ни говорил, Молот Ведьм, я думаю, что и ты бы помог мне, окажись я в таком же дерьме. Какой-то больной ублюдок убил твою женщину; я помню, что ты мне говорил о родных и друзьях, но это не значит, что я с тобой согласен. Ты мне, может, и не друг до гроба, но я считаю, что человек, с которым мы плечом к плечу несколько дней и ночей подряд дрались с тварями, не то же самое, что случайный собутыльник в придорожном трактире. Это не говоря уж о том, что в одном ты все же прав: и вы, и мы – пусть каждый по-своему, но все ж одно дело делаем, как ни крути. Такое основание – пойдет?
– Не, – возразил Курт с нарочитой печалью. – Слишком превыспренне.
– У меня еще один резон есть в запасе, – усмехнулся Ван Ален. – Мне до чертиков любопытно узнать-таки, что тут происходит, и если повезет – с кем-нибудь подраться.
По собравшейся за столом маленькой компании прокатились тихие смешки, и Лукас обреченно и укоризненно, но уже без прежнего ожесточения, произнес со вздохом:
– Ты неисправим… Ну, хорошо, пусть так. И что мы будем делать дальше? Идеи, план, наметки, хоть что-то – есть? С чего начнем в свете последних новостей?
– Будем думать, – ответил Курт, когда Ван Ален сник, неловко и понуро пожав плечами. – Есть кое-какие мысли, но я вам пока ничего не скажу: не хочу напрасно обнадеживать и еще больше запутывать вас и себя.
Глава 12
– Ты не сказал им о местных шайках и своих подозрениях … Почему?
Курт не ответил; сойдя с мостика, посторонился, пропустив мимо небольшую группку женщин с пустыми корзинами, и невзначай обернулся, бросив взгляд на улицу позади. Нессель нахмурилась:
– И думаешь, за нами следят?
– Не думаю, – возразил он, кивком головы указав путь, и зашагал дальше. – Уверен. И – да, я им не сказал. Ни к чему пока.
– Но о том, кем была твоя убитая подруга, сказал…
– Теперь эта тайна особого значения не имеет. Если среди тех, кто со мною рядом, нет сообщников Каспара, – эта информация не пойдет дальше и ничего не изменит. Если есть сообщники – они и так об этом знают: на одном из прошлых расследований Адельхайду раскрыли. Она и работать-то продолжала на свой страх и риск… Зато реакция на раскрытие этих сведений может оказаться крайне интересной.
– Какой, например?
– А вот об этом я пока умолчу.
– Кому из них ты не веришь?
– Всем, – ответил Курт, не задумавшись, и Нессель удивленно воззрилась на него:
– Всем? И при этом ты говорил, что к этому охотнику мне следует идти, если с тобою что-то случится?
– И именно так тебе и следует сделать, – столь же уверенно подтвердил он. – Ему я не верю в наименьшей степени… Готтер, я не верю никому – ни старым друзьям, ни новым знакомцам, ни даже самому себе. Практика показала, что и это порой нелишне.
– Но почему-то веришь мне.
– И тебе не верю тоже. Но если в прочих, включая себя самого, я подозреваю злонамеренность и двуличие, то в тебе могу опасаться лишь невольного вреда по недомыслию.
– Так заумно меня дурой еще ни разу не называли, – мрачно сообщила ведьма, и Курт примиряюще улыбнулся:
– И не думал. Попросту опыт общения с людьми у тебя своеобразный и невеликий, а потому ты легко можешь быть обманута. К тому же сколь бы хорошо ты ни управлялась со своими чувствами, а все же однажды они могут взять верх, а когда это случается – разум отступает и совершает ошибки. Это я тоже знаю по себе… Сюда.
Нессель на миг замялась, когда Курт рывком потянул ее к себе, резко завернув за угол. Почти пробежав безлюдный проулок, они тут же снова повернули на соседнюю улочку и двинулись дальше прежним размеренным шагом.
– Как это – не верить себе? – спросила ведьма спустя минуту, настороженно косясь по сторонам; не заметить разительного контраста между припозднившимися горожанами, что встречались им прежде, и обитателями этих улиц не могла даже она. – Я понимаю, когда берут верх чувства, тогда можно сделать то, за что сам себя потом коришь, но… Почему ты сказал, что подозреваешь в себе «злонамеренность и двуличие» – разве так может быть? Сколько бы ты ни прикидывался перед другими и собою, не думаю, что ты способен запутать самого себя настолько.
– И я так не думал когда-то. И когда понял, что ошибался, – этого урока мне хватило на всю жизнь.
– Расскажи.
– Тебе это не понравится, – покривился Курт, и Нессель невесело усмехнулась:
– Мне не понравится сама история или то, как в этой истории смотрелся ты?
– И то, и другое.
– И все-таки, – произнесла ведьма настойчиво; он вздохнул, помедлив, и пожал плечами:
– Ну, как знаешь… Помнишь, десять лет назад, когда я покидал твою сторожку, ты сказала, что на мне проклятье?
