– Простите! – обратилась к парню Надежда Николаевна. – Вы не могли бы…
Не ответив ни слова, даже не оглянувшись, парень запер дверь и пошел прочь вперевалку. Надежда посмотрела ему вслед. Все это начинало ей очень не нравиться – и немногословный охранник в камуфляже, и пустые помещения, и то, что парень запер за собой дверь, и сам парень… Вот что такой тип может делать в благотворительном фонде? По виду – самый настоящий бандюган.
Надежда сделала еще несколько шагов, и на следующей двери увидела от руки написанный номер 10. То, что нужно.
Постучавшись и не дождавшись ответа, Надежда вошла. Комнатка была маленькая и обставлена скромно. Однако на окне все же были хоть и выгоревшие, но занавески, и письменный стол не такой обшарпанный. На подоконнике стояли два искусственных цветка, и Надежда внутренне поморщилась. Она терпеть не могла искусственные цветы, лучше уж вообще никаких.
Хозяйка кабинета пыталась выглядеть прилично – на ней были надеты деловой костюм и шелковая блузка. Другое дело, что костюм ей не шел и сидел плохо несмотря на то, что женщина была совсем не полная, а скорее худая. Волосы жидковаты, глаза жирно подведены, губы намазаны ярко-красной помадой. Ну, в конце концов, каждый человек сам решает, что ему идет, а что – нет.
– Вы ко мне? – спросила женщина, подняв голову от бумаг.
– Если вы Ангелина Михайловна, то да, – ответила Надежда.
– Присаживайтесь, – женщина указала на стул и улыбнулась, сверкнув золотым зубом.
Надежду это насторожило – в наше-то время, когда приличная стоматология на каждом углу…
– Чем могу помочь? – спросила Ангелина Михайловна тоном, который подошел бы регистраторше из районной поликлиники, хотя те вообще таких слов не знают. В благотворительном фонде же нужно как-то полюбезнее, что ли…
Если бы Надежда действительно решила предложить спонсорскую помощь, она давно бы уже развернулась и ушла в другое место. Очень не нравился ей этот фонд. Но раз уж пришла…
– Видите ли, в чем дело, – заговорила она, – мой работодатель господин Пшеничный решил заняться благотворительностью. Он прочитал где-то про ваш фонд и прислал меня, чтобы осмотреться на месте и выяснить все подробнее.
Надежда не говорила просто так, как говорят студенты, от балды, она использовала домашнюю заготовку. Господина Пшеничного она не выдумала, такой человек действительно был, хотя Надежда никогда в жизни с ним не встречалась. Она видела только его визитку. Муж, приходя домой с разных встреч и презентаций, выкладывал из карманов множество визиток. Ворчал еще, что некоторые раздают свои визитки направо и налево, всем подряд. Выбрасывать, однако, не разрешал – мало ли когда понадобится. Так что Надежда складывала все визитки в ящик тумбочки в прихожей.
Визитка некоего Пшеничного валялась в ящике уже больше года, так что Надежда справедливо посчитала, что мужу она не понадобится, нет у него с господином Пшеничным никаких дел. Визитка была хороша – на черном фоне золотом выбиты буквы: Пшеничный В.В. Компания «Оптимус». И номера телефонов.
Словом, визитка производила впечатление, Надежда взяла ее за красоту. И теперь выложила перед Ангелиной Михайловной как главный аргумент.
– Так вот, я хотела бы ознакомиться с задачами, которые ставит для себя ваш фонд, и с тем, как он их выполняет, – продолжала она. – Понимаете, Виктор Викторович очень ответственный человек, он создал свою компанию с нуля и не любит разбрасываться деньгами. Он должен быть твердо уверен…
Тут Надежда Николаевна заметила, что в глазах ее визави мелькнуло недовольство, которое она постаралась пригасить. И вместо него тут же появилась легкая растерянность, как будто она не знала, как выйти из создавшегося положения.
Надежда тотчас догадалась, что у этой тети нет никаких материалов о деятельности фонда. На стенах не висит никаких фотографий, на столе не лежит пачка цветных проспектов, нет плакатов, памятных значков и так далее. Странно, обычно такого в фондах полно. Главное ведь – это представить свою деятельность, чтобы будущие спонсоры поверили, что их деньги пойдут на благое дело. А тут – ничего. Значит, ничего они и не делают.
– Мы ведем очень большую работу… – Ангелина Михайловна опомнилась и заговорила с усилием: – Понимаете, дети малоимущих родителей или из неполных семей, дети, обойденные родительской лаской, они…
– Очень ранимы, – подсказала Надежда, – и мы должны…
– Да! Мы должны понять их и сделать так, чтобы их жизнь была…
– Наполнена радостью и счастьем! – снова подсказала Надежда.
Такое перебрасывание общими словами продолжалось минут десять, после чего Надежда поняла, что больше ничего тут не выяснит. Она встала и сказала, что передаст их разговор своему работодателю, а там уж он будет решать. В общем, мы с вами свяжемся.
В глазах Ангелины Михайловны она заметила нескрываемое облегчение.
Надежда плотно закрыла за собой дверь десятой комнаты и огляделась. В коридоре по-прежнему не было ни души. Надежда вздохнула. Вот тащилась за семь верст киселя хлебать, а толку? Ничего не выяснила. То есть ясно как день, что этот благотворительный фонд не очень-то расположен к детям. Но вот чем они тут занимаются на самом деле – тайна, покрытая мраком.
Надежда еще раз вздохнула и пошла по коридору в противоположную от выхода сторону. Если кто спросит, она скажет, что заблудилась. Ну, путает она право и лево, с детства с ней так!
На самом деле с ориентированием на местности у Надежды было все в порядке, она и в городе, и в лесу всегда дорогу безошибочно находила, но иногда полезно казаться глупее, чем ты есть.
Вдруг одна из дверей открылась и навстречу ей вышел тот самый бритый парень. Поскольку теперь они столкнулись нос к носу, он не мог проигнорировать Надежду.
– Вы чего это? – хрипло спросил парень.
– А я туалет ищу! – Надежда вылупила глаза и округлила рот, жалея, что не накрасила губы сердечком.
Парень подтолкнула ее в небольшой тупичок, к узкой дверце, на которой от руки было написано: «Туалет».
Ну что за люди! Туалет и тот нормальный сделать не могут! А ведь туалет – это в каком-то смысле лицо учреждения…
И это было чистой правдой. Надежда знала, какое учреждение находилось во флигеле раньше, скорей всего что-то типа жилконторы или отделения милиции, однако туалет явно сохранился еще с прошлых времен. Довоенных или вообще дореволюционных. Хотя, кажется, тогда в нашем городе еще не было канализации.
Огромная фаянсовая емкость с отбитым краем была размером с половину ванны в Надеждиной квартире. Сливной бачок старинного образца находился где-то под потолком. У бабушки в коммунальной квартире в далеком детстве Надежде уже приходилось видеть такую замысловатую конструкцию. Из бачка свисала здоровенная гиря на заржавленной железной цепочке.
Никакой раковины и крана с водой, разумеется, не было и в помине, хорошо хоть на хлипкой дверце имелся крючок.
