Именно это Ефимов пытался растолковать своим радистам, в очередной раз обсуждавшим такую животрепещущую тему как «кто круче».
— …может так случиться, что у командира не будет возможности одновременно руководить боем и осуществлять связь с отрядом, — старшина обвел взглядом своих подчинённых, — кто тогда сообщит координаты? Данные о противнике? Кто, если на то пошло, в случае если командир будет тяжело ранен, — Ефимов нарочно не сказал убит, — осуществит связь с прилетевшими на помощь вертушками? Выберет посадочную площадку? Наконец, вызовет и скорректирует огонь артиллерии? Замкомгруппы? А если тот далеко? А если он такой же, как вы, срочник или его тоже ранили? — прапорщик не ждал ответов. — Вы! Потому что вы ближе всего к средствам связи, вы рядом с командиром, а следовательно, лучше других владеете обстановкой. Но запомните: пока командир с вами, не спешите засорять эфир без его команды. Дурак с микрофоном да ещё с инициативой на войне — это не самый лучший вариант. Следовательно, сперва думайте, а потом делайте.
— Товарищ старший прапорщик, координаты мы снять можем, а вот наводить артиллерию нас пока не учили, — сообщил сержант Чудин.
— Научим, если хотите, не хотите — заставим, — без тени улыбки заверил его Ефимов, и уже слегка улыбнувшись, — и артуху как наводить расскажу и какую площадку для вертолётов выбирать тоже, да и так кое — что по мелочам. Разведчик должен знать многое, а вы еще больше. Всё, что знает командир группы, должны изучить и вы.
— Товарищ прапорщик, но мы же всё время на занятиях, да и до конца слаживания осталось всего ничего.
— Вы думаете, что на это нужно так много времени? Тут главное понять суть, а всё остальное придёт само. Ясно?
— Так точно, — ответил все тот же Чудин.
— Тогда разойдись! Сегодня же после ужина в класс. И никаких возражений, — в зашевелившейся толпе послышалось недовольное бурчание, но Ефимов не обратил на это никакого внимания.
С этого дня Сергей начал проводить с радистами добровольно-принудительные занятия.
Крайний строевой смотр проводил приехавший из округа генерал-лейтенант Шумилин. Не поленившись, он неторопливо шёл вдоль строя, сопровождаемый целой свитой из полковников и подполковников.
— Командир первой группы первой роты лейтенант Копылов. Жалоб и заявлений не имею, — бодрый рапорт генералу понравился, он благосклонно кивнул и пошёл дальше.
— Командир второй группы первой роты лейтенант Полесьев. Жалоб и… — молодец, читалось в глазах генерала Шумилина.
— Командир третьей группы первой роты старший лейтенант Хромов. Жа… — генерал кивал и шёл дальше.
— Командир четвёртой группы…..капитан Стёпшин…
Затем наступила очередь командиров групп второй роты.
— Командир… капитан Свиридов…
— Ко… — лейтенант Простов…
— Командир третьей группы второй роты лейтенант Лыков…
— Командир четвертой… старший лейтенант Остапенко.
Шумилин остался доволен бравым видом представлявшихся офицеров и перешёл к прапорщикам. Их было меньше и долго он на них не задержался. Казалось, смотр можно было бы и заканчивать, но сегодня генерал решил не ограничиваться командным составом и пошёл дальше. Выслушав командиров отделений, он приступил к опросу рядового состава.
— Разведчик-пулемётчик первого отделения второй группы первой роты рядовой Авдеев. Жалоб и заявлений не имею, — похоже, сегодня решительно никто не хотел жаловаться.
— Разведчик-снайпер первого отделения….. рядовой Кудинов.
— Разведчик-пулемётчик первого… рядовой Тушин…
— Разведчик-автоматчик младший сержант Тришин.
— Старший разведчик второго отделения второй группы первой роты младший сержант Жарков. Жалоб и заявлений не имею, — и следом целый хор голосов, заканчивающихся одним и тем же «жалоб и заявлений не имею». И так вдоль всего строя, до последнего солдата. Наконец смотр закончен, тожественным маршем подразделения уходили с плаца. Окружные гости, глядя вслед замыкающему подразделению, медленно покидали трибуну. Боевое слаживание закончено. Пути проверяющих и проверяемых расходятся — генерал-лейтенант со своей свитой сегодня же улетает в штаб округа, а подразделения отряда вскоре загрузятся в вагоны и отправятся на войну. У каждого своя судьба и у каждого бывает своё время испытаний. Генерал-лейтенант Шумилин свои «огненные вёрсты» прошёл в 1981 году пехотным лейтенантом в Афганистане.
Перед самой отправкой Ефимова на два дня отпустили домой. Что эти два выходных в свете предстоящей разлуки? Единый миг, наполненный тёрпкой горечью расставания. Даже теперь, уже уезжая, он не мог рассказать детям всей правды, как не мог, не смел рассказать её и своим престарелым родителям.
— У нас намечаются «глобальные» учения, — вечером сидя за почти торжественно накрытым столом вполне жизнерадостно объявил он. Сидевшие тут же дети недоумённо переглянулись, а он продолжил: — Идти они будут месяца полтора. Так что какое-то время приезжать не смогу.
Неизвестно, что творилось в душе у ребятишек, а у Сергея к горлу подступил комок. Он почувствовал, что ещё одно слово и на его глазах навернутся слезы. Что бы хоть как-то отвлечься и вместе с тем что бы дети не заметили его состояния, Ефимов наклонился и занялся поглощением своего любимого, но сейчас никак не лезшего в горло салата оливье…
Глубокой ночью, когда ребятишки уже давно спали, Сергей и его супруга лежали тесно прижавшись к друг другу и всё никак не могли уснуть.
— Что мне сказать детям, когда пройдут эти полтора месяца? — Олеся нежно коснулась рукой его слегка поросшей щетиной щеки.
— Не знаю, — Сергей неопределённо вздёрнул плечи вверх. — Объясни всё так, как посчитаешь нужным.
— Тогда я скажу им правду. — Олеся тяжело вздохнула и поцеловала его в щеку. — Не лезь никуда, пожалуйста! Не лезь, ладно?!
— Олесенька, я еду старшиной роты связи. А старшины у нас на боевые задания не ходят. Так что я у тебя теперь самый мирный военный на всей планете. Буду ниже травы, тише воды, — говоря про старшин, Сергей нисколько не лукавил. То, что их (старшин рот) уже вторую командировку не пускают на боевые задания, было правдой, только правдой это была не в его случае, он-то сидеть на попе ровно не собирался.
Жена хмыкнула:
— Ты сам-то себе веришь? — с затаённой грустью улыбнулась супруга.
Он не стал ни опровергать её слов, ни соглашаться с её выводами, а лишь неопределённо пожал плечами. Она снова вздохнула и, уткнувшись в его плечо, расплакалась…
Через четыре дня он уже почти привычно ехал на войну. Колеса вагонов мерно постукивали на стыках рельсов, голова лежавшего на нижней полке командира роты связи Григория Михайловича Воробьёва в такт движению покачивалась, а может это только так казалось читавшему книгу и одновременно вполглаза поглядывающему на него Ефимову. Ротный сдвинулся к края полки и Сергей опасался, что тот упадёт на пол.
