«Посмотрел вверх, влево. Сейчас соврет».
– Да так, по мелочам. Кто-то утверждает, что слышал крик между десятым и шестым этажом, кто-то говорит, что тело упало с крыши… Послушайте, если честно, то я зашел не для благодарности. Стыдно признаваться в этом, но ничего не поделаешь.
«Ну, еще бы. Я уже голову раскалил добела, думая, где дал маху».
– У вас трехкомнатная?
– К сожалению, всего лишь трехкомнатная. А я хотел бы и четвертую комнату. Для галереи.
– А мне тоже предлагают «трешку», и точно такую же, как у вас. Сколько у вас квадратов? А окна в дальней комнате куда выходят?
«Ему нужно еще раз осмотреть квартиру».
– Да пойдемте посмотрим, долго, что ли?
Так они оказались там, где дольше всего времени провели в первый раз.
Голландец бросил взгляд на нишу. Капитан сделал вид, что не заметил. С чашкой в руке он бросился в почти бессвязные рассуждения о том, что квартиры нынче милиционерам не дают, что приходится с разнополыми детьми толкаться в доме хрущевской планировки…
«Да, да, улучшенной планировки с двумя лоджиями…»
…Что с такой зарплатой не размахнешься, что…
– Ой, что это у вас? – вдруг прервал он свой монолог и, чуть склонившись, присмотрелся к пятну на том месте, где дверца ниши сходилась с косяком.
«Черт!» – встревожился Голландец.
– Это краска. В нише я храню художественный хлам. Мольберты, подрамники, холсты. Эта комната – проклятие моей подруги. Я создатель творческого беспорядка, она – любитель безжизненного порядка. Я сейчас вытру.
– Да ладно вам суетиться, – и капитан, вынув из кармана платок, протер пятно. – Знаете, у меня мизофобия… Скрываю это как могу. Хочется доработать до пенсии. Ненавижу мелкие недочеты после уборки. Вот поэтому я и решил перебраться в квартиру побольше. То есть не из-за мизофобии, конечно, а из-за тесноты…
Непрошеный гость посмотрел на часы.
– Самое скверное в работе – это убивать время на бестолковые мероприятия. Двадцать человек заняты тем, что ведут бессмысленные беседы с людьми, не имеющими никакого отношения к убийству.
– Зачем же убиваете? Простите за каламбур.
Капитан рассмеялся и открыл дверь ниши. Когда его рука легла на косяк, Голландец успел заметить след машинного масла, вытертого сухой тряпкой.
– Не исключено, что кто-то что-то видел, что-то слышал. – Капитан заглянул внутрь и закрыл дверь. – Пятое правило Глеба Жеглова. Спасибо за кофе. Пойду, а то хватятся. И еще раз благодарю за картину.
– Можете еще раз зайти. Пока вас не было, я сгонял за пивом. По себе знаю – нет ничего лучше стакана холодного пива после хорошо выполненной бестолковой работы.
Оба рассмеялись, и Голландец готов был поклясться, что в глазах капитана промелькнуло, но тут же исчезло разочарование.
Он закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
«Где я прокололся? Он зашел во второй раз, чтобы осмотреть то, что не осмотрел в первый. И заглянул только в одно место – в нишу. Без спросу. Его интересовала ниша. Он имел возможность зайти ко мне, когда это пытались сделать двое лейтенантов. Но не вошел. А через четверть часа испытал в этом потребность. Значит, прокол совершен с минуты появления лейтенантов. Что-то случилось в тот момент, если он спустился на парковку и лапал снизу движок моего «Форда». Зимой он бы просто положил руку на капот. Но сейчас лето. Он понял, что двигатель горячий, и сообразил, что я выезжал. Охранника он если еще не расколол, то скоро расколет».
Оторвавшись от двери, Голландец вошел в спальную. Соня тихо дышала. Разметав по постели руки, она словно звала его. Он встал на колени и заглянул под кровать. Труп лежал, держа руки по швам.
«Мизофобия… Больной мизофобией человек стирает грязь в чужой квартире своим платком. А потом кладет платок в карман. Больной мизофобией человек лезет рукой под днище машины. Да он бы уже в пяти квартирах руки с мылом отмыл. Впрочем, не так… Правильный ответ звучит иначе: больной мизофобией человек даже с пистолетом у виска не станет щупать днище машины».
Сколько у Голландца времени? Когда капитан отдаст криминалисту платок? Когда будет готова экспертиза?
С пивом ход был правильный. Теперь капитан не будет, во всяком случае, экспертизу пятна на платке требовать в первую очередь. Пятно на платке – так, к нему не больше подозрений, чем к остальным вещдокам, изъятым в других квартирах.
Но к обеду завтрашнего дня капитан уже будет знать наверняка, что на платке – кровь.
Войдя на кухню, Голландец вынул из кармана трубку телефона.
– Манкин, привет.
– О, привет. Ты чего не спишь?
– Все голову ломаю над яйцом из Одинцова. Я начало совещания пропустил и поэтому часть информации не понял. Как она его описывает? Протоколы допроса Черкасовой кто-нибудь из наших читал?
В трубке раздался треск, потом отрывок из какой-то симфонии, и все закончилось надсадным кашлем Манкина.
– Манкин, ты слышал мои вопросы?
– Да, да! Это звонки сразу по двум линиям. Повиси немного, я президенту отвечу…
Не убирая трубки от уха, Голландец снова вернулся в спальную.
Чертов труп. Надо было их обоих сбросить. Один упал или два – какая разница. Просто ментов приехало бы в два раза больше, и все.
– Голландец?
– Говори.
– Яйцо, короче, судя по описанию, похоже на «Петушок», подаренный императрице Марии Федоровне. Только само яйцо не синего, а зеленого цвета, и выскакивает не петушок, а соловей.
– Впервые слышу о таком.
– Не ты один.
– Имя кого Черкасова называет в качестве ювелира? Перхин? Коллин?
– В протоколе допроса потерпевшей этого вопроса нет. – Манкин задумался. – Странно. Это промашка.
– Ничего странного. – Голландец посмотрел в окно. Рассвет наступал как цунами. – И никакой промашки. Раз яйцо Фаберже, для ментов это значит, что яйцо сделал Фаберже. Еще одна фамилия для них – уже нескладуха. Но не странно ли, что владелица яйца сама не назвала имени мастера?
– Странно, что она оценила его в пятнадцать миллионов рублей.
– Ну а как у нее оказалось яйцо – это-то менты должны были выяснить? Или в протоколе об этом тоже ничего нет?
– Говорит, что яйцо ей перед смертью подарила бабушка.
– А кто у нас бабушка?
– Грошев выяснял. Бабка действительно скончалась. Год назад в Перми.
– Она похожа на ту, у которой в комоде могло лежать яйцо?
– Она похожа на ту, у которой нет комода.
Во время разговора Голландец одной рукой натягивал носки.
– Жаль, нельзя оживить бабку, – заметил Манкин. – Хотя уверен, что бабка тут же снова откинула бы коньки. Еще бы. Узнать, что у тебя было яйцо Фаберже. Скорее всего Черкасова врет про бабку. Яйцо к ней попало другим путем.
