– А ты сам кто? – он осматривал меня не менее внимательно, чем я его. – На нашего вроде не похож?
Я невольно покосился на его черные стены и потолки. Может, он член какой-нибудь фашистской тусовки, и мне полагается иметь татуированную свастику на лбу? Или ходить во всем черном…
– Ты где был сегодня ночью?
Он насторожился, но не так, как мне бы хотелось. Если бы он и в самом деле стрелял в меня ночью, он бы дрогнул, увидев меня перед своей дверью, когда выносил мусор или теперь, когда я проверял его и пытался зацепить на этом деле. Но он насторожился просто потому, что, кажется, понял, кто перед ним. И это ему не понравилось.
– Ты – мент? – он приподнялся, потому что был по-настоящему возмущен. – Мент!
Хотя он ошибся, он, к сожалению, оказался так недалек от истины, что отрицать я не стал. Но и подтверждать не было смысла.
Я наклонился к нему, положил руку на плечо.
– Оказался бы ты в моем бараке, я бы тебе объяснил, почему никогда не нужно так говорить.
– Нет, ты – все равно мент!
Я схватил его за майку и притянул к себе, а сам поддался вперед, теперь наши носы отделяло сантиметров пять, не больше. Он него пахло застарелым потом, каким-то сложным перегаром, табаком и чем-то еще, что очень трудно было передать, но, кажется, все-таки не пороховой гарью и не оружейным маслом.
Вдруг его глаза распахнулись. Теперь он был зол, очень зол.
– Голубой, что ли? Так вали, голубь, пока…
Я уже отпрянул. Но мне интересно было, что он скажет. Он не договорил, а мне как раз это было очень интересно.
– Ну, ну?
– Нет, ладно. Только вали, а?
– Что с Веточкой?
– Да не знаю я о ней ничего. Когда ее утопили, я уже почти месяц, как с ней не виделся.
– Откуда знаешь, что ее утопили?
– Ко мне приходил один такой, сказал, что частный сыч.
Так, это Стерх его вычислил, и он же к нему приходил.
– Приходил сюда?
– Нет, на работу. Я тогда еще не был…
Он умолк.
– Ну, ну?
– Нет, кто ты все-таки такой? – Вдруг он взъярился: – Ты кто такой? Ордер у тебя есть меня допрашивать?
Я положил кулак ему на плечо, как бы случайно коснувшись его скулы.
– Вот мой ордер, понял. И с такими, как ты, я его часто пускаю в дело. Хорошо действует, знаешь. Особенно когда пара зубов выскочит на пол.
– Что тут происходит?
Мы подняли головы. В дверях стояла толстенькая невысокая девушка. Она была босиком, в коротеньком халатике, который кончался за две ладони до круглых розовых коленок. Она пришла кокетничать, а тут такое. И все-таки ей было любопытно.
– Уйди, корова, – буркнул Жалымник.
Ему, крутому из крутых, не понравилось, что подружка застала его в таком неприглядном виде.
– Ты сегодня очень часто произносишь это слово – уйди. Смотри, как бы тебе не пришлось кого-нибудь звать, и очень скоро.
– Я уж знаю, кого позову.
– Что?
Кажется, он собирался пугать меня своими дружками. Вот это было дело – оскорбить его посильнее, чтобы он не сорвался. Но он не дрогнул, когда увидел меня перед своей дверью, и я сдержался.
– Ладно, и все-таки мой тебе совет, подумай, что ты можешь сказать мне о Веточке.
– Кто такая? – поинтересовалась девица.
– Нечего мне думать, два года прошло.
– Я сказал подумай, – терпеливо произнес я. – Я еще вернусь. И если наш разговор будет таким же непродуктивным, как сегодня, запасай дантистов.
Когда дверь за мной захлопнулась, мне показалось, в квартире кто-то истошным голосом стал орать, но слов я не разобрал. Да и противно было. Даже эта грязная, заплеванная лестничная клетка с изрисованными стенами была мне милее, чем та красно-черная берлога, из которой я вышел.
К тому же я был очень недоволен тем, как провел эту встречу. Нужно было или сильнее давить, или не давить вовсе, а просить о сотрудничестве.
Но он не растерялся, когда увидел меня. Это было в его пользу. Против него было лишь то, что он назвал Веточку шлюшкой. А она не спала с ним, в этом я был уверен. Как бы он ни добивался этого, она, вероятнее всего, отшила его.
А как любил повторять чужую мысль товарищ Сталин, маленькая ложь рождает большое недоверие. Даром что товарищ был с Кавказа. Там живет мудрый народ. На этом этапе следствия я решил следовать народной мудрости.
Глава 19
Выйдя на улицу, я решил посидеть, посмотреть, что из моего визита к Жалымнику выйдет, возможно, дело могло обернуться не так безнадежно, как мне казалось. Но сидеть нужно было как следует. Вот я и позвонил из своей машины Шефу. Он уже прибыл на службу и, кажется, был рад меня услышать.
– Ты по поводу твоих тарзаньих подвигов сегодня ночью? – спросил он.
– Ну, подвигов как раз было немного. Если бы я был Тарзаном, фиг бы они от меня ушли. Качок вообще бегать не умеет, а легковеса можно перешибить, если на него посмотришь нахмурившись.
– Ну, не думаю, что они такие халтурщики. Кажется, это специалисты. Зачем только они приходили?
– Наверное, расстрелять нас, зачем же еще?
– Может быть, может, – он отхлебнул из кружки, она-то уж точно была на столе, как всегда. – Кстати, стреляли в тебя из мелкашечной магазинной винтовки. С глушителем. Похоже, они действительно шли на мокруху.
Я видел такую штуку, палит она очень тихо и очень точно. Патронов в нее с нестандартным магазином можно запихнуть целую коробку, и стоит она не очень дорого, продается же в Туле, и купить ее очень просто. Так что в последнее время киллеры из тех, что победнее, которые получают за стрельбу не больше пяти-семи тысяч, очень к ней пристрастились. К тому же если даже бросить ее на месте, то не жалко.
Только стрелять нужно очень близко и преимущественно в голову. Ну да они надеялись в дом попасть, так что там, конечно, стрельба велась бы не на большом расстоянии. Вроде все сходилось.
– А что с оружием того снайпера, который меня с крыши притормозил?
– Снайпера? Ты на этот дом поднимался?
Вообще-то, я должен был подняться, должен был посмотреть, как велась стрельба, с какой точки, насколько вообще эту точку грамотно выбрали… Но не поднялся. Сначала побоялся наследить как-нибудь, а поутру просто забыл.
– А следовало бы, между прочим. Оттуда, если я все правильно понимаю, тебя обычный мальчишка, что в Чечне сейчас воюет и автомат всего неделю как в руках держит, положил бы с первого раза. Снайпер там был из тех стрелков, которому нужно ствол вплотную приставить, и то можно сыграть в орлянку, не промажет ли. – Кажется, ты собираешься меня похоронить в ближайшем будущем. Или мне показалось?
