Он сел, ударил почти от настоящей досады кулаком по кровати.
– Не знаю, когда, понял?! Я вообще все это первый раз от тебя слышу.
– Ах, первый? – я стал подниматься.
Он вскочил, скривился от боли в ногах, но все-таки не упал, прижался спиной к стене, выставил вперед кулаки.
– Не трогай меня! Я ничего не знаю. И к Ветке ни разу не прикоснулся даже, она не захотела, ее парни повыше интересовали… Когда я к ней как-то пристал, она не далась, даже в живот меня боднула, а не далась… Не трогай, понял. Я от этих дел давно в стороне!
Он голосил, от страха у него начиналась истерика. Не потому, что этот приступ меня беспокоил, а так, чтобы почувствовать что-то надежное в руках, я достал свой «узи» и положил на колени. Снял с предохранителя, но затвор не передернул. Нежно погладил по стволу, по мушке, по дульному срезу.
– Ты не поверишь, как мало эта машинка шумит. Просто муха не взлетает, когда стреляешь короткой очередью. А я очень люблю, чтобы патронов на дермецов, вроде тебя, немного расходовалось.
Он посмотрел на «пушку», сглотнул слюну, смешанную, вероятно, с кровью.
– Слушай, мы только разговаривали с ней, правда.
– О чем?
– Ну, она с глупыми вопросами приставала.
– С какими?
– Что я, еврей? – Он, казалось, искренне удивился. – Два года помнить какие-то разговоры? Да если бы мы даже трахались, я бы и то за это время забыл, как это у нее получалось!
– Вспомнить никак не можешь? – я вытянул руку с автоматом в его сторону. Правую положил на затвор.
Он не отвечал, смотрел на меня как загипнотизированный.
– Отвечай!
Он вздрогнул. Помотал головой.
– Нет. Не помню. Сказал же – глупые вопросы были, я их и понять не мог.
Я положил автомат на колени.
– Эх ты, придурок. Может, ногу тебе прострелить, как средство для памяти?
– Не нужно, я… – Он не знал, что будет дальше.
Я долго-долго вздохнул. Сделал вид, что успокоился. Почти. Он тоже слегка расслабился.
– Ладно. А что это у вас с Метелей за банда? Где вы собираетесь, что делаете?
Он покачал головой.
– Нет, не спрашивай. Меня пришьют, если скажу.
Я передернул затвор, выбросил руку вперед, к его ногам.
– Скажу, скажу!..
Я не выстрелил, да, в общем-то, и не собирался. Хотя, конечно, мог и выстрелить. Я плохо контролирую иные ситуации, а за этого Жалымника даже угрызений совести, наверное, не почувствовал, даже если бы и выстрелил.
– Мы собираемся в разных местах. Раскладываем кой-кого, ставим на хор, а потом режем на куски. У них там еще какие-то песни есть, вроде молитвенных…
– Ерунда, молитвами такое не прикрывают. Молитвы вообще-то о нормальной любви сложены.
– Ну, они называют это псалом Сатане. Я не знаю, как это по-твоему называется.
– Сколько раз ты на такой вечеринке присутствовал?
– Только однажды, меня не очень пускают.
– Не пускают, а в такой тачке мотаешься? Что-то ты туфту гонишь, парень.
– Это другое, я у них вроде как сборщик налогов, вот и достается мне. Хотя больше, конечно, отдаю.
– Рэкет?
Он кивнул.
– Ну, ладно, это мне не интересно. – Я внимательно посмотрел на него. – Пока. Может, когда-нибудь, после того, как я сделаю этого обидчика Веточки, мы вернемся к этому разговору.
Он снова кивнул. Но в глубине его потемневших от боли глаз мелькнуло что-то очень похожее на торжество. Он не верил, что я справлюсь с его «крышей». Пусть так думает, они все так думают, пока их старшого не заметут. А когда это случится, то сразу во все верят, и ищут нового пахана, и ждут возможности снова сбиться в стаю.
«Шестерка», просто записной «шестерка». Таких всегда будет очень много, его даже бить расхотелось.
– Слушай, вы всегда девиц режете?
– Нет, говорят, иногда и пацаны попадаются. Но редко.
Так, это уже было интересно. Но этим пусть занимается Шеф, у меня своя проблема.
– Где в следующий раз будете веселиться?
– Ну, где-то по Ленинградке, в районе Малина.
– Когда?
– Я…
– Когда? – Я помолчал. – И учти, еще раз заставишь повторить вопрос, будешь лечить ноги. А если разозлишь, то и вовсе придется пули из башки выковыривать. Сам не сможешь, в морге помогут.
Он кивнул.
– Завтра, в полночь. У нас всегда все в полночь происходит. Сатана все-таки нас защищает…
Я скептически посмотрел на него. Встал. Поставил машину на предохранитель.
– И сегодня?
– Только ты, знаешь… – он поднял голову.
Я размахнулся и изо всей силы вмазал ему рукоятью автомата в челюсть. По треску кости стало ясно, что пару зубов ему придется вставлять. Я только надеялся, что уже в тюремном госпитале. Там это делают очень плохо и очень больно. Если вообще до этого доходит.
– Я все знаю, – сказал я ему на прощание и ушел.
Про себя я подумал, что теперь многое будет зависеть от того, о чем он догадывался, а о чем нет. Но это должно было выясниться довольно скоро.
Глава 33
Я сидел в своей машине, поставленной уже на знакомом месте, и злился. Я злился, что не выяснил, как он будет врать про деньги, про свои доходы, а это стоило бы послушать. И еще – что начальники сняли «наружку».
И вот приходится сидеть и смотреть, что будет. Но просто уехать я тоже не мог. Никогда бы не простил себе, если бы что-то произошло незамеченным. А то, что должно произойти, – я знал точно.
Вообще-то, даже в блатне для наблюдения используют кого попроще, мальчишек, порченных фраеров, штымпов, но с этим в нашей Конторе считаться не желали, и вот приходилось работать мне. Никуда не деться. Впрочем, я решил сидеть не больше часа. Если за это время ничего не произойдет, значит, он будет звонить, и я обязательно получу его разговоры в сводке Шефа. Но и меньше сидеть мне нельзя было, потому что Жалымнику нужно было привести себя в порядок, кое-что собрать, и лишь потом он вздумает винтить, если вздумает. А моим делом будет – посмотреть, куда и к кому он уваливает.
Пока все было тихо, я представил себе, что он говорил правду. Если на даче подстроил взрывное устройство не он, если с ним работал не Метеля, который, по всей видимости, был его корешом, значит, я не учел какую-то вторую силу, выступающую против меня. И это был тупик, дальше я ничего даже представить не мог.
Поэтому я решил зря нервы не тратить, надеяться, что Жалымник просто артист и потому не раскололся, и потому же не дрогнул, когда я ввалился к нему первый раз – что тоже смущало меня, – а вот сейчас он устроит что-нибудь, что выдаст его с головой, и я с блеском завершу это дельце.
